Первый день испытаний (24 июля 1930 г.) не принес никаких неожиданностей, но и восторгов тоже. Танк вел себя почти так же, как и Т-12. Через три дня было назначено опробование орудия, которое вместе с башней переставили с Т-12, и тут случилось ЧП. 26 июля 1930 г. у танка, двигавшегося но мягкому фунту с орудием и боекомплектом в 10 снарядов, вдруг загорелся двигатель. «…
Башня с вооружением вновь вернулась на Т-12, где орудие было благополучно сломано. Кстати, 45- мм пушка Соколова, установленная в 1930 г. в танке как временная мера до освоения 45-мм «системы ОАТ танковой полуавтоматической пушки ГУВП обр. 1925 г.», утвержденной Журналом Арткома от 18.6.1926 № 693, оказалась очень неудачной для танка, и потому практически не производилась (есть предположение, что было выпущено всего два 45-мм танковых орудия Соколова). Пушка же системы ОАТ осваивалась заводом № 8 еще почти два года. Проектированием же 57-мм (или 60-мм) танковой гаубицы занимался П. Сячинтов. Он создал революционную для своего времени конструкцию, однако заказ на ее изготовление подтвержден не был и многие технические решения, заложенные в ней, увидели свет только в 76,2-мм пушке ПС-3.
Серийным производством Т-24 должны были заниматься ХПЗ и ЧТЗ. На 1930-1931 гг. был запланирован выпуск 200 машин, но, как было модно в те годы, руководством ГУВП были приняты встречные обязательства, и план вырос до 300. Произвели же их много меньше – 25 шт. (28 шасси, 25 бронекорпусов и 26 башен). Почему? Принято считать, что танк обладал рядом серьезных недостатков, помешавших его массовому производству, но дело скорее всего том, что в высокой степени готовности уже был танк Эдварда Гроте ТГ, считавшийся более предпочтительным. Но о нем ниже.
Кроме Т-12/Т-24 в 1929-32 гг. в СССР велись также работы над маневренным танком конструкции изобретателя-самоучки Н. Дыренкова, трудившегося на Ижорском заводе. Изобретатель был широко известен среди руководства ГУВП тем, что с завидной регулярностью подавал руководителям всех рангов (вплоть до наркомов) докладные записки с предложениями по скорому проектированию и изготовлению самого разнообразного оружия. Причем согласно заявкам изобретателя все предлагаемое им должно было получиться лучшим и при этом невероятно дешевым.
Понятно, что. занимаясь броневым производством. Н. Дыренков был связан в первую очередь с танками и бронеавтомобилями, поэтому с начала серийного производства Т-18 наибольшее число предложений. выдвинутых Н. Дыренковым, было так или иначе связано с танками.
Так, еще в 1928 г. он нарисовал (слово «спроектирован» тут не подходит, так как никакого проекта разработано не было) эскиз колесно-гусеничного маневренного танка оригинальной конструкции, который разослал по всем известным ему адресам. Но долгое время никакого ответа не получал. Но осенью 1929 г. случайная встреча с начальником УММ И. Халепским, который прибыл на Ижорский завод по вопросу организации серийного выпуска бронеавтомобилей, помогла ему заявить о себе «во весь голос».
Видимо, результатами этой встречи были довольны обе стороны, так как спустя несколько дней начальник УММ И. Халепский направил заместителю председателя реввоенсовета Уншлихту письмо, в котором с энтузиазмом рассказывал о ней.
Записка изобретателя, поданная следом, содержала вполне здравые соображения, которые даже в отсутствие расчетов прекрасно убеждали в правоте изобретателя. Поэтому 14 декабря 1929 г. Ижорскому заводу был открыт заказ на изготовление танка ДРС конструкции Н. Дыренкова стоимостью 95 тыс. руб., причем 25 процентов указанной суммы перечислялись исполнителю авансом. Всего же в течение 1930 г. РККА должна была получить 6 танков указанного типа общей стоимостью (с учетом запчастей, а также экспериментов по сварным соединениям и герметизации танков) 927 тыс. руб.
Однако такой суммы У ММ на текущий год найти не смог (и так имелся перерасход средств на выполнение «трехлетней программы»), и потому было принято решение ограничиться изготовлением только двух опытных образцов.