Приведу, однако, две цитаты из сочинений послевоенных:
«Хотя немецкие войска и отошли, они показали, что ни в чем не уступают русским. Выявилось их бесспорное превосходство в тактике, короткая операция по отходу была проведена очень быстро и организованно».
«Войска, а также их командование не виноваты в этой неудаче. Они вновь показали себя с самой хорошей стороны…»
Авторы? Уже знакомые нам К. Типпельскирх[19]
и Э. Манштейн[20].Не могу обойти молчанием еще одно заявление этих гитлеровских генералов:
«Немецкая армия приобрела такой боевой опыт, чувствовала себя, несмотря на все понесенные до сих пор потери, так хорошо подготовленной и настолько сознавала свое превосходство над противником, что вполне была на высоте задач, вытекающих из стратегии борьбы на истощение противника путем оперативного маневрирования»[21]
.Выходит, что немецкие войска после каждого понесенного ими поражения становились все сильнее, только вот победы почему-то не одержали…
На сем, пожалуй, можно и кончить полемику, вернуться к рассказу о том, как, закрепляя успех, одержанный в обороне, советские войска перешли в мощное контрнаступление.
12 июля 11-я гвардейская армия И. X. Баграмяна (а с 13 июля и 50-я армия И. В. Болдина) на левом крыле Западного фронта и войска Брянского фронта (61-я армия П. А. Белова, 3-я — А. В. Горбатова и 63-я — В. Я. Колпакчи) нанесли жестокий удар войскам противника, удерживающим, как они его хвастливо называли, «кинжал в сердце России» — орловский выступ. 15 июля начал теснить врага Центральный фронт. 5 августа советские войска освободили Орел. Была выполнена операция под условным названием «Кутузов».
На юге Курской дуги нашим командованием была проведена Белгородско-Харьковская наступательная операция (условное наименование «Полководец Румянцев»).
Противостоящая группировка врага была еще довольно сильной — в ней оставалось 18 дивизий (в том числе 4 танковые), свыше 3000 орудий и минометов, около 600 танков и штурмовых орудий, до 300 тысяч солдат. Войска группировки заняли прочную оборону на заранее хорошо подготовленном в инженерном отношении рубеже.
Воронежский и Степной фронты получили задачу Ставки разгромить белгородско-харьковскую вражескую группировку и создать условия для освобождения Левобережной Украины. Для этого предусматривалось нанести по врагу глубокий рассекающий удар смежными флангами фронтов в направлении Богодухов, Валки, Новая Водолага. Здесь действовали четыре общевойсковые, две танковые армии, танковый и механизированный корпуса. Танковые армии предполагалось ввести в сражение после прорыва главной полосы обороны противника. Одновременно Воронежским фронтом наносился второй удар силами двух общевойсковых армий и трех танковых корпусов на Ахтырку.
Нашей 1-й танковой армии предстояло действовать в полосе 5-й гвардейской общевойсковой армии, развить ее успех и к исходу первого дня операции овладеть рубежом Борисовка, Дырдан, а на третий день выйти к Богодухову. Нашим соседом слева была 5-я гвардейская танковая армия П. А. Ротмистрова.
Войска готовились к наступлению в сжатые сроки, штабы занимались планированием, организацией взаимодействия войск, в войсках ремонтировали технику, получали новую, прибывало пополнение. В назначенное время наши танки начали сосредоточиваться в исходных районах.
Днем меня вызвал командир нашего 3-го мехкорпуса генерал С. М. Кривошеин. Генерал стоял у входа в свою землянку. Подъехав, я постарался незаметно оставить в кузове «виллиса» костыль, на который опирался вот уже три недели. Дело в том, что еще 9 июля, сбитый взрывной волной от упавшей неподалеку бомбы-фугаски, я сильно повредил ногу.
Подхожу к С. М. Кривошеинн, стараясь не хромать, но это мне, видно, не очень удается, потому что генерал берет меня под руку и этак бережно, как даму, ведет в землянку. Там сидят три офицера. Генерал, как только мы вошли, мягко так обращается ко мне:
— Ну-ка разувайся!
Тут только я замечаю на погонах офицеров эмблему — змею над чашей. Вот оно что!
— Я здоров, товарищ генерал.
— Ладно, ладно. Разувайся.
— Товарищ генерал…
— Заладил. Разувайся, Армо, и не сопротивляйся, нас, как видишь, четверо.
С меня сняли не только сапоги, но и брюки. И это меня «демаскировало»: лодыжка уже почти зажила, но огромная красная опухоль все еще держалась на коленке.