Такой была армия, которую рейхсмаршал Геринг столь опрометчиво пообещал обеспечивать всем необходимым по воздуху в разгар русской зимы и в разгар ожесточенных сражений, развернувшихся на фронте протяженностью в тысячу миль. Эскадрильи транспортных самолетов «Ju-52» появились над Сталинградом, как зловещие предвестники несчастья, и к тому времени, двумя месяцами спустя, когда была подписана неизбежная капитуляция, около 500 этих самолетов стали жертвами либо погоды, либо новых скоростных русских истребителей. Несмотря на все эти жертвы – такие пагубные для люфтваффе на столь критическом этапе войны в воздухе, объем получаемых нами грузов был намного ниже того минимума, который требовался для снабжения несчастной армии Паулюса. Я уже упоминал о мрачных предчувствиях генерал-полковника фон Рихтгофена во время его посещения штаба XLVIII танкового корпуса в начале декабря. Он совершенно определенно не разделял оптимистических взглядов своего командующего. И действительно, для доставки минимума в 500 различных грузов требовалось 250 машин «Ju-52» в день. А с учетом неизбежных потерь, время на ремонт и отдых экипажей ежедневно нужно было иметь около тысячи самолетов. Таким числом самолетов мы никогда не располагали, и лишь один раз по воздуху было переброшено 300 тонн продовольствия и боеприпасов в день.
Последствия подобной ситуации для 6-й армии так описывал мой друг полковник Динглер:
«Каждую ночь мы сидели в своих землянках, прислушиваясь к рокоту моторов и пытаясь угадать, сколько немецких машин прилетит на этот раз и что они доставят нам. С самого начала снабжение продовольствием было очень плохим, но никто из нас не думал, что голод вскоре может стать постоянным кошмаром.
Нам не хватало буквально всего: не хватало хлеба, не хватало артиллерийских снарядов и, что хуже всего, не хватало горючего. Горючее означало для нас буквально все. Покуда у нас было горючее – как бы мало его ни поступало, – у нас теплилась надежда. Поскольку в окружавшей нас голой степи найти дров было невозможно, то их приходилось привозить из Сталинграда на грузовиках. Поскольку бензина было в обрез, поездки в город за дровами были сведены до абсолютного минимума, и страшно холодно было в наших землянках.
До Рождества 1942 года ежедневная порция хлеба составляла 100 граммов на человека. После Рождества порция была уменьшена до 50 граммов. Сотрудники штабов от полкового уровня и выше хлеба не получали. Остальным выдавался жидкий суп, который мы готовили на лошадиных костях. В качестве рождественского подарка командование армии разрешило зарезать 4 тысячи лошадей. Моя дивизия, будучи моторизованным соединением, лошадей не имела, поэтому страдала особенно, так как конину мы получали в строго ограниченных количествах. Пехотные части были в несколько лучшем положении, поскольку они могли забивать лошадей «нелегально».
На первом этапе окружения русские не вели активных действий против 6-й армии, поскольку у них вполне хватало других проблем. Наши войска, как могли, укрепляли свои позиции в ожидании неизбежного наступления. Несмотря на большое количество заключенных в кольцо войск, их боеспособность была угрожающе низкой. Например, 3-я моторизованная дивизия, находившаяся в районе Мариновки, имела два пехотных полка по три батальона в каждом – значительная на первый взгляд сила, если не знать, что в каждом батальоне насчитывалось только 80 человек. Это означало, что дивизия численностью в 500 пехотинцев должна была удерживать фронт в 10 миль. Артиллерийский полк из 36 орудий сохранил свой состав, но танковый батальон имел только 25 машин из положенных 60. В резерве находился лишь саперный батальон численностью 150 человек.
Нехватка горючего, разумеется, крайне отрицательно сказывалась на использовании танков. Как я уже упоминал в описании боев на реке Чир, способность танков к маневру насущно необходима при отражении атак русских. Но из-за острейшего недостатка горючего командование 6-й армии было вынуждено дважды подумать, прежде чем принять решение о переброске хотя бы одного-единственного танка. В результате этого большая часть танков располагалась сразу же за передовой для оказания поддержки пехоте. Это означало, что, когда русские прорвут нашу оборону (а они впоследствии это и сделали), наши контратаки не будут иметь необходимой силы.
Состояние погоды Динглер комментирует следующим образом: «В первые дни декабря погода была еще более или менее сносная. Позже начались обильные снегопады, а затем ударил лютый мороз. Жизнь наша превратилась в сплошной ад. Копать окопы стало невозможно, поскольку почва затвердела как камень, и любая смена позиции означала, что на новых рубежах у нас не будет ни землянок, ни траншей. Сильные снегопады ухудшали и без того плохое снабжение горючим. Грузовики вязли в снегу, буксовали и нещадно жгли бензин. Становилось все холоднее и холоднее. Температура стабильно держалась на уровне 20–30 градусов ниже нуля, что до крайности затрудняло действия авиации».