Танковый десант

По этому лесу мы некоторое время прошли без стрельбы. Командир роты Николай Чернышов был от меня недалеко, с ним это редко бывало – видимо, ему попало от комбата, и он решил непосредственно руководить ротой. Все знали, что немцы где-то окопались, но все равно открытый по нам плотный пулеметный огонь был внезапным. Из-за близости противника пули не свистели, а летели плотным роем и, попадая в дерево, производили звук, как от удара обухом топора по стволу, громко, смачно, так что чувствовался удар большой силы. Пришлось залечь. Кое-как окопавшись, мы осмотрелись, но из-за частого малолесья ничего не было видно, хотя мы определили, что фрицы где-то рядом с нами. Командир роты Чернышов кричит: «Бессонов, вперед! Поднимай солдат в атаку!»

Команду надо выполнять, и я закричал (из-за огня, противника и нашего, слышно было плохо) своему помкомвзвода и сержанту Савкину: «Поднимайте людей в атаку!» Они лежат и смотрят на меня – вроде как говорят: «А ты что не встаешь в атаку? Поднимай, мол, сам!» А ведь и правда – это моя обязанность.

Эх, была не была, в промежутке между очередями встал я во весь свой рост и кричу что есть мочи: «Встать, встать, так и эдак! За мной, вперед, в атаку!» Коротко и ясно – такова была обстановка. Одновременно со мной поднялись Савкин и мой помкомвзвода (я забыл его фамилию), а за ними вся рота. Броском мы преодолели расстояние до окопов немцев, но они не приняли рукопашный бой и сбежали со своих позиций. Мы их не стали преследовать – убежали, и черт с ними. Остановились в их же окопах передохнуть и решить, что дальше делать. В принципе задачу мы выполнили, а впереди слышны были звуки моторов танков. Звук мотора у немецких танков своеобразный – заунывный, не такой, как у наших. Сколько их, определить по звуку было сложно.

Подошел Чернышов, сел под дерево, я встал около него, и мы обсуждали обстановку и дальнейшие действия. По полевому телефону Чернышов доложил командиру батальона и получил указание ждать подхода танков. В это время фрицы открыли артиллерийский огонь, скорее всего из танковых орудий, снаряды рвались и впереди, и позади нас. Расположение роты они не знали и били наугад.

Один из снарядов попал в дерево, где расположились мы с Чернышовым, осколками были ранены несколько человек, в том числе и я. Чернышова они не задели. Все это произошло в какой-то миг, я даже не успел сообразить, что ранен, и не успел лечь на землю, но меня почему-то согнуло пополам. Я быстро отбежал от дерева и крикнул Чернышову, что ранен, и быстро – где бегом, где шагом, отправился на батальонный медицинский пункт. Там меня на скорую руку перевязали, и я отправился в медсанвзвод бригады. Оказывается, осколками я был ранен в правую часть груди, в оба плеча и в левую ногу. В медсанвзводе раны обработали и перевязали. Я думал, что из медсанвзвода меня направят в госпиталь, но мечты мои не сбылись, а в медсанвзводе я остаться не захотел и ушел в батальон. Доложил командиру батальона и получил от него разрешение остаться на медпункте. Раза два я ходил на перевязку в медсанвзвод, раны затянулись, но правой рукой действия были еще ограничены, рану саднило, боль отдавалась в грудную клетку (эти осколки до настоящего времени находятся у меня и в плечах, и в груди).

С неделю я прокантовался при кухне (она наконец-то появилась и кормила людей), пока батальон не сняли с этого участка фронта и не перевели на другой, где обстановка обострилась. Во время моего отсутствия взводом командовал старший сержант помкомвзвода, еврей по национальности, фамилию которого я начисто забыл. Прибыл он ко мне во взвод в июне 1944 года из части армейского подчинения. Смелый, быстрый, он был моим достойным помощником. Во Львове он себя показал с хорошей стороны. Солдаты, бойцы моего взвода, да и роты, особенно «старички», приняли его как равного за его спокойный характер, храбрость и находчивость в бою. Он заслуживал того, чтобы с ним считались. Жалко, что вскоре после моего ранения он погиб, получив смертельное осколочное ранение в грудь. Было ему всего 22 года.