Танковый прорыв. Советские танки в боях, 1937–1942 гг.

«В шестом часу я заметил в стороне противника дым и произвел два выстрела в этот дым и прекратил стрелять. Наблюдаю за этим дымом. Через двадцать минут из этого дыма случился взрыв. Поднялись вверх какие-то тряпки, загорелось пламя. Пехотинец мне говорит, что это горит фашистский танк. Еще через минут двадцать седьмого часа подошел к моей машине пехотинский командир и предложил мне продвинуться вперед на двести метров. Я ему ответил: „в атаку одной танкой не ходят, а у меня пулемет не работает. Но трапахарм". Он мне угрожает пистолетом и стал врать, что там, дескать, ранен наш капитан, нужно его выручить, я поверил, посадил его на танк и поехали наперед, проехали двести метров. Тут раненых не оказалось, а оказалось, что противник открыл по нам ураганный противотанковый огонь. Оружейным огнем заставили слезть с танка пехотного командира, и мы завернули кругом. Ушли».[135]

После ухода танка пехота бросила свои окопы и «не спеша драпанула».[136] С базы уже в темноте были высланы несколько танков, которые вернули пехоту в ее окопы и восстановили прежнее положение.

На следующий день взвод Билибина продолжал свои действия в том же ритме. В этот день он был прикомандирован к батальону имени Тельмана. Несколько дней боев с танкистами уже научили пехотинцев взаимодействовать с ними в обороне хотя бы на самом элементарном уровне. Советским экипажам было показано расположение своих и чужих окопов, наиболее опасные направления с точки зрения атаки. Окопы батальона располагались на опушке той же оливковой рощи, вокруг которой вчера шли ожесточенные бои. На этот раз взвод Билибина смог выставить всего два танка. Через некоторое время у одного из них, как и накануне у танка Евтухова, заклинило башню, и он поехал на базу ремонтироваться.[137]

Оставшийся танк Билибина встретил с короткой дистанции атаку пяти танков «Ансальдо». Танки итальянцев подходили к окопам батальона с разных сторон, наступая вдоль посадок оливковой рощи. Первыми их заметили пехотинцы в окопах, так как вид для командира танка заслонялся оливковыми деревьями.[138] Заметив, что «пехота драпанула»,[139] танк выехал вперед и столкнулся нос к носу с итальянцами. Первым заметил противника механик-водитель и успел предупредить командира. Наш танк ехал вдоль окопов с левого фланга на правый, ведя огонь по появляющимся за оливами танкам итальянцев. Противник, видимость у которого тоже ограничивалась оливковыми деревьями, отвернуть уже не успевал. В результате короткого боя было подбито два танка противника. Один сгорел, а второй перевернулся и был утащен в тыл пехотой, которая, заметив удачные действия танкистов, вернулась в свои окопы.

Остальные танки, пользуясь тем, что для их поражения нашим танкистам потребовалось бы курсировать вдоль опушки рощи, повернули обратно и скрылись в ней. Преследовать противника одинокий танк Билибина не мог, так как это означало оставление окопов без присмотра танка. Кроме того, в роще одинокий танк был удобной добычей для марокканцев, вооруженных канистрами с горючей жидкостью и орудиями ПТО.[140]

Вообще день 15 февраля был кризисным моментом операции и самым тяжелым для республиканской обороны. У обеих сторон уже не осталось сил. Войска вымотались. Очень сказывалось нехватка артиллерии у той и другой стороны. Особенно пострадала отличная марокканская пехота и пехота иностранного легиона.[141] Ей приходилось лезть вверх по склонам на хорошо подготовленные республиканские позиции.

К концу дня обе стороны резко сбавили интенсивность боев. Наступление на Харамском фронте провалилось, принеся Франко лишь тактические выгоды. Однако сражение еще не кончилось. Инициатива стала переходить к республиканцам. Они, хотя и были предельно вымотаны, стремились сбросить уставших франкистов в Хараму. Сил для хорошо подготовленного наступления не было. Просто в череде атак и контратак с обеих сторон большую роль стали играть действия республиканцев.