Танкред, Рыцарь креста

Да что там говорить о тяжести нового служения, если не легки были даже новые доспехи, вес которых достигал веса их хозяина! Но как он изменился, как возмужал в броне, в горении гравированных зерцал нагрудника, наручей, бутурлуков! Вот только жарко в них в натопленной зале - под сталью замшевый гамбизон, лосины, тонкая кольчуга. Его шевелюра стянута сеткой из конского волоса и уложена под шелковый подшлемник - такую подушку не продавит железный обруч наголовья. На поясе - меч, на фокре (крюк на нагруднике) - тяжелое пятнадцатифутовое копье. Кто сможет в таком облаченье вспрыгнуть в седло рослого коня, не касаясь стремян? Только настоящий рыцарь. Такой, как он - барон Танкред.

* * *

Следующие четыре года жизни Танкреда были заполнены турнирами, походами, одинокими странствованиями, которые перемежались с шумными охотами, пирами и отдыхом в уютных гнездах гостеприимных замков соседей и сородичей. Но более всего Танкред полюбил поединки с достойным его меча соперником, с тем, кто, как и он, желал честного боя на равных условиях - "с одинаковым количеством поля, ветра и солнца". На горожан, которые в своих ордаллиях на ратушных ристалищах бились между собой жгутами из размоченных воловьих жил, Танкред взирал с непреходящим презрением.

Внешне наш герой оставался все тем же. Но все чаще его посещала мысль о том, что рыцарская жизнь, в гущу которой он был погружен с малых лет, не соответствует евангельским заповедям. Летописец первого крестового похода Рауль Каэнский так пишет об этом: "Его очень часто мучило беспокойство, что его рыцарские битвы пребывают в несогласии с предписаниями Господними. Ибо Господь повелел тому, кого ударили по щеке, подставить ударившему и другую, рыцарские же установления повелевают не щадить даже крови родственников".

Боэмунд скоро обратил внимание на частые и долгие беседы воспитанника с аббатом Мартелльером. А скоро и сам аббат счел необходимым сообщить ему:

- Ваш питомец колеблется в выборе между славой и Богом.

- Отлично! - вдруг развеселился Боэмунд. - До сих пор я сомневался - брать ли вас в мое предстоящее путешествие. А теперь - готовьтесь, аббат, и велите приготовиться к дальней дороге и мальчугану!

Это было лето 1095 года. Небольшой отряд тарентских рыцарей пересек всю Италию и с сентябрем вошел в Альпы. Новые, совершенно незнакомые места отвлекли Танкреда от раздумий над его проблемами, а воистину королевская охота, открывшаяся им в лесах, лежащих за горной страной, вернула ему прежнюю восторженность своей судьбой.

Но Боэмунд выступил отнюдь не увеселительную прогулку. Отряд все глубже и глубже забирался в земли франков, держа путь на Шампань.

И вот они прибыли к цели - в шампанский городок Клермон. Что тут творилось! Десятки, сотни тысяч рыцарей и простолюдинов со всей Европы! Шатровые городки, ярмарки, уйма люду, ночевавшего прямо под открытым небом ноября.

В Клермоне шел церковный Собор, по окончании которого перед своей миллионной паствой намеревался выступить Папа Урбан II. И когда Собор, наконец, завершил свою работу, Папа поднялся над миром на высокий деревянный помост:

- Чада мои! - прозвучало над притихшим полем, где некуда было упасть ни яблоку, ни его семени.

А глашатаи вдалеке от помоста повторили, как горное эхо:

- Чада мои!.. Чада мои!..

Папа Урбан II объявил святой Крестовый поход против неверных на освобождение Гроба Господня,за избавление единоверцев от ига нехристей. Народ кричал:"Так угодно Богу!.."

Сердце Танкреда было готово выскочить из груди - вот идеальный и единственный способ послужить и собственной Славе, и Господу! А Боэмунд, лукаво усмехаясь в свою огненную бороду-флаг, словно не замечая волнения племянника, спросил через его голову у аббата Мартелльера:

- А вы, святой отец, пойдете с нами в Палестину?

Аббат оторвался от молитвы, которую творил, сойдя с коня, и произнес:

- Подождите, монсеньор, сейчас я отвечу, - с этими словами он взметнул свое шестипудовое тело в седло и унесся куда-то сквозь испуганно раздавшееся пестрое море людей.

Аббат вернулся весьма скоро. На его плече, покрытом видавшей виды сутаной, возлежала невероятных размеров дубина, в голову которой были врезаны ужасные железные шипы, а ее рукоять обнимала широкая петля сыромятного ремня.

Смеющийся Боэмунд хлопнул аббата по крепкой спине, на которой играли мускулистые лопатки:

- Я вижу - вы готовы! Но отчего доброму мечу вы предпочли это вульгарное полено?

Мартелльер степенно отвечал:

- Я в сане, монсеньор. Духовному лицу кровь проливать негоже, а вот дух вышибать не возбраняется...

* * *

Теперь, глядя на пылающую Водену, они тоже были вместе. В этот поход Боэмунд выступил с 30-тысячным войском в октябре 1096-ого. В Бари они погрузились на специально выстроенные коги, пересекли Адриатику и вот вышли на древнюю Via Egnatia.