Танненберг

– А вы знаете, что творилось в прошлую войну, господин Рукавицын? Когда во всех газетах печатались подробные сводки с фронта, какой полк и сколько людей потерял, что у него не хватает снарядов, что начался падёж лошадей. Японцам даже шпионы были не нужны. У них в штабе просто выписывали наши газеты, и читали.

– Я слышал об этом, но тогда был ещё молод. Конечно, это слишком. И я не буду у вас выспрашивать секретные сведения. Но скажите хоть что-то!

– Что желаете знать, господин репортёр?

Рукавицын немного помолчал, и задал вопрос:

– Вчера вечером недалеко от Новогеоргиевска наши войска активно грузились на поезда. Они отбывали на фронт?

– И когда вы об этом узнали? – В свою очередь задал вопрос Самсонов.

– Сегодня утром. Поэтому и пытаюсь что-то выяснить. Начались боевые действия?

– Совершенно верно. Отбывали на фронт. Вы же знаете, что германцы заняли приграничные районы?

– Да, все знают, что телефонная связь с Млавой прервалась, и она занята противником.

Самсонов подумал немного, и решил порадовать репортёра.

– Вот туда войска и отправились. И сейчас я вам скажу то, что кроме как в штабе никому ещё неизвестно. Мы не просто заняли Млаву, а нанесли сокрушительное поражение целому германскому корпусу. Враг попросту бежал. Слава этой победы целиком принадлежит командующему нашим Пятнадцатым корпусом Николаю Николаевичу Мартосу, который будет, безусловно представлен к награде. Так же, как и многие его храбрые офицеры и солдаты.

Репортёр лихорадочно записывал данные карандашом в блокнот.

– А вы можете что-то рассказать о самом ходе этого боя?

Самсонов снова подумал, «вспомнил», насколько важны для простых людей хоть какие-то детали, и поведал в общих чертах то, что ему было известно, с фамилиями и полками, которые отличились. Вроде ничего секретного, что было бы неизвестно и самим германцам, он не сказал. Но на фоне общей закрытости военной информации той поры, это была настоящая бомба. Зачем ему это надо было? Просто он уже решил, сделать для себя такого прикормленного журналиста, который будет писать то, что нужно ему, Самсонову. А для этого, разумеется, с ним надо делиться информацией.

– И ещё у меня к вам будет просьба. Как вы сами понимаете, режим закрытости для журналистов ещё никто не отменял, поэтому давайте договоримся с вами так. Вы не упоминаете в репортаже моего имени, ссылаясь на слова неких участников сражения, а я буду впредь делиться с вами свежей информацией, и даже возьму вас с собой поближе к передовой. Оформлю вас там, как вольноопределяющегося. Но свобода передвижения у вас там будет всё равно сильно ограничена, и главное, уж извините, останутся некоторые темы, о которых вам писать будет действительно запрещено. Это мы оговорим отдельно. Ну, и для вашей же безопасности, вам придётся отправлять свои письма в редакцию под каким-то псевдонимом, чтобы жандармы не вышли на вас слишком быстро. Они это всё равно, конечно, сделают через редакцию, но будем надеяться, что к тому времени что-то поменяется в отношении к прессе. И постарайтесь всё же не написать чего-то «секретного», чтобы реально к вам не могло возникнуть претензий. Договорились?

– Всё выполню в точности, как вы сказали, ваше высокопревосходительство. – Просиял репортёр. – Когда зайти за документами?

– Завтра, голубчик. Прямо с утра и заходите, а то опоздаете.

И окрылённый работник пера и бумаги умчался на улицу. А Самсонов поел, наконец, нормальной пищи, и отправился спать.