— Конечно, оно обоснованно. На нас напали. Не только на наше логово. Не только на нашего первообращённого. Угроза нависла над всей расой. Боги и их монстры, сражение до самого конца. — Василиос покачал головой, а затем поднял взгляд на своего высокого брата. — В любом случае потерь не избежать.
Диомед прищурился и, засунув руки в карманы, спросил:
— Ты говоришь об Итоне?
Василиос ничего не ответил, только продолжал смотреть на Диомеда с серьёзным выражением лица.
— Ты чувствуешь вину из-за того, что поручил сделать Таносу. Для тебя это впервые.
— Это нужно было сделать. И Итон знал об этом. Вот почему он поступил так, как поступил.
— Уверен? — спросил Диомед.
Конечно, он был уверен. Но легче от этого не становилось.
— У Итона было много способов искупить грехи перед Таносом. Но он выбрал путь, означавший верную смерть. Ещё в Лондоне, пустившись во все тяжкие, он знал, какими будут последствия, разорви он узы или повтори подобное. Я ясно дал понять это и ему, и Таносу.
— Брат, это было так давно.
— Не для нас. Для нас это было всего лишь мгновение назад. Вот почему мне сложно смириться. Зачем Итону подписывать себе смертный приговор? Зачем добровольно жертвовать собой? Но сейчас, Диомед, я не думаю, что он делает это по своей воле.
— О чём ты говоришь?
— Я уверен, что всё происходящее не случайно. Разрыв уз и отмщение Итона спланированы, чтобы куда-то нас привести. Нами очень искусно манипулировали, чтобы мы оказались в этой ситуации. И выигрыш в ней для нас невозможен.
Диомед нахмурился:
— Полагаешь, что с нами играют боги? Аполлон, Артемида и Аид?
— Да, — ответил Василиос и принялся снова вышагивать. — Они играли с нами уже давно. Всё подготовили, разработали выигрышную стратегию, использовали против нас наше прошлое. Они умны. Они изобретательны. По сравнению с ними, Диомед, я, похоже, просто ангел.
— Если всё то, что ты говоришь, правда, разве не разумнее было бы дать им отпор и не позволить совершить задуманное? Если, по твоему мнению, они желают смерти и исчезновения Итона, тогда зачем дарить им радость победы, убив его?
Василиос сначала думал так же. Зачем отказываться от сопротивления? Почему бы не изменить своё предназначение? Но если он поступит таким образом, кто знает, какой баланс нарушит. Какую судьбу изменит. Старейшина и так слишком рисковал, поделившись своей кровью с Леонидом, хотя знал, что не должен был этого делать. Но тогда он поддался собственным эгоистичным желаниям и, возможно, то же двигало Итоном.
В конце концов, это был только его выбор, сделать то, что он сделал. Никто его не принуждал, и Василиос уже начал думать, что, возможно, Итон хотел это с самого начала. Но даже если Итон изменит своё решение, Василиос отправил того
— Мы имеем то, что имеем, — ответил Василиос, не желая продолжать разговор. Участь Итона станет известна совсем скоро, после чего у старейшины будет возможность пожалеть себя.
Но сейчас их ожидало более срочное дело — нужно было собрать глав своей расы в Зале.
— Разошли призыв. Я хочу, чтобы все явились так быстро, как только смогут. Дай знать, что должны прийти все, без исключений. Наше выживание сейчас висит на волоске, и я, брат мой, впервые за всё время обеспокоен возможным исходом.
Диомед нахмурился и хотел спросить о чем-то ещё, но Василиос уже отвернулся, не желая пока демонстрировать своё полное поражение.
ГЛАВА 24
Когда Айседора покинула Судебный зал, Танос остался с тем, кого он должен был уничтожить, и тем, кого создали, чтобы подвергнуть его той же участи. Наверное, так работало предназначение. Всё было устроено в очень хрупком порядке и равновесии, чтобы свершились предопределённые события.
Танос повернулся, посмотрел на Итона и попытался представить свою жизнь без того, кого знал уже более двух тысячелетий. Долгие годы он жил ради этого мужчины. Посвятил себя тому, чтобы не дать ему сойти с верного пути, и жертвовал собственными желаниями, следуя условиям сделки.
Да, со временем между Таносом и Итоном образовалась глубокая связь. Конечно, не такая, как между Василиосом и Аласдэром или Диомедом и Айседорой. Но со старейшиной Таноса объединяло общее прошлое. Трагическая история, которую никто, кроме них, не мог или захотел бы понять.
Боль после разрыва уз походила на открытую рану и была мучительной агонией. Однако, на физическом уровне Танос уже испытывал нечто подобное и выжил.
Но убийство Итона… Танос сомневался, что сможет вынести муки, которые придётся испытать после уничтожения части себя собственными руками. Такая рана точно никогда не затянется.
— Танос?
Голос Париса прервал размышления Таноса, напомнив ещё об одном слабом месте. О том, кто был послан убить его, о Парисе Антониу.
Складывалось впечатление, что Таносу суждено быть связанным с мужчинами, очаровательными внешне, но таившими в душах секреты, непонятные даже им самим.