Танцор Января

Человек со шрамами какое-то время хранит молчание.

— Понятно, — наконец говорит он. — Это и есть «что-то», что ты любила и потеряла.

— Не что-то, а кто-то.

— И для этого нет музыки, верно?

— Твой рассказ еще не закончен. В его конце я надеюсь обрести начало своей истории. Каков второй путь? Как еще можно добраться до конца повествования?

Теперь они сидят рядом, их больше не разделяет стол, но они не смотрят друг на друга.

— Окончание, — произносит человек со шрамами. — История должна обладать определенными свойствами, и, только обретая их, она становится совершенной. Какой бы хорошей или плохой ни была история, получая все требуемые свойства, она начинает жить собственной жизнью. Что может изменить подобное достижение, кроме как потеря одного из этих свойств, после чего история станет чем-то меньшим? — Он кивает на футляр, который арфистка сбросила с плеча. Теперь он покоится у нее между коленей. — То, как ты играла в полдень… Ты не сможешь это повторить, не вспоминая этот день, не сравнивая с этим днем, и песня уже не будет звучать и вполовину так же хорошо на кончиках твоих пальцев, как здесь, на этой пыльной, тесной площади где-то в Закутке Иеговы. Ты и другие можете играть ее до тепловой смерти, но сегодня она обрела свое окончание. С этого момента все последующие мелодии будут лишь ее воспроизведением.

Вместо ответа она процитировала пословицу:

— «Мелодия долговечнее трелей птиц».

Волей-неволей ему пришлось закончить:

— «А слово долговечнее всех богатств мира».

— И что же это за слова, шаначи? Твоя история еще не совершенна.

— Что мать успела рассказать тебе? — спрашивает человек со шрамами. — Какой была ее версия?

Но арфистка лишь качает головой и молча разглядывает дом без окон напротив. Наконец человек со шрамами не выдерживает:

— Никогда не понимал ее причин для самообмана, — признается он. — Всю свою жизнь она только и занималась тем, что обманывала людей. С чего бы ей давать поблажку самой себе?

— Ты этого не знаешь, — говорит арфистка, не оборачиваясь к нему. — Я знала другую женщину, милую, мягкую, скрывавшую грусть за улыбкой. Это была слабая, призрачная улыбка. Нужно было присмотреться, чтобы заметить ее. Но стоило ее увидеть…

Человек со шрамами медленно кивает:

— Да. Когда-то и я знал ее. У нее был бог в трех обличьях, который в то же время был единым целым. Но она превзошла этого бога собственной многоликостью. — Человек со шрамами поворачивает голову и пронзает арфистку взглядом. — Ты уверена, что хочешь знать, чем все закончилось?

— Для этого я здесь.

— Это может стать причиной, по которой ты уйдешь.

Секунду она раздумывает, но затем медленно кивает:

— Возможно. Вопрос в том — куда.

ГЯНТРЭЙ

ЗОВ ДОЛГА

Будущее зародилось на Ди Больде и других Старых Планетах, а потом, словно неблагодарное дитя, отправилось на Периферию в поисках лучшей доли. Старые Планеты, будто пожилые родители в опустевшем гнезде, остались наедине с воспоминаниями о былых временах, когда будущее было еще юным.

Как и любое появление на свет, рождение будущего сопровождалось болью, кровью и мучительными криками, несмотря на то что в некотором смысле это было кесаревым сечением. Истории утверждают, что в те времена жили подлинные терране, которые действительно помнили саму Терру, в отличие от их потомков, сохранивших лишь память о той памяти. Оказавшись разбросанными вокруг Разлома, они смешивались с чужаками, создавали объединения, впадали в отчаянье, сражались друг с другом и постепенно построили нечто новое из остатков руин, которые им удалось сохранить.

Ди Больд был достаточно старой планетой, чтобы иметь собственную историю. Рассеянные враждующие лагеря беженцев становились городами, сгорали в гражданских войнах, возрождались на пепелищах. Завоеватели приходили и уходили; древние произведения искусства ложились в основу новых ренессансов, заново открывались утраченные знания, либо туманные воспоминания о них исчезали уже навсегда. Вскрывались сохраненные преданным духовенством архивы, расшифровывались древние языки, и человечество вновь курсировало по Электрической авеню. Исследователи с Ди Больда прибыли на Абалон. Корабль со Старого Сакена встретился с судном из Мира Фрисинга на орбите Бандонопа. Меграном обнаружил развитую промышленность на Вайусе, независимых фермеров на Цинтии и ничего, кроме опустошения, на безымянных мирах скопления Юнг-ло.

Корабли отправлялись с целью терраформирования и колонизации. Населялись новые миры вдали от грозного Разлома, такие как Иегова, Павлин и Новый Ченнаи, Верховная Тара и Боярышниковая Роза, Валентность и Алабастер, а также далекий Гатмандер.

Затем, спустя миллениум великолепия и тысячу лет усилий, Старые Планеты успокоились, чтобы насладиться заслуженным отдыхом.