Могло ли что-то, что всё ещё оставалось во мне от гордой женщины с планеты Земля попытаться сопротивляться этому?
— Господи-и-ин! — закричала я.
— Нет, — сурово отрезал Мирус.
Нет, то, что осталось во мне от земной женщины, было совершенно бессильно!
— Пожалуйста, пожалуйста-а-а! — шёпотом причитала я.
— Нет, — стоял на своём мужчина.
Значит, что то, что оставалось во мне от земной женщины, исчезло, и на её месте теперь появилась только испуганная гореанская рабыня, оказавшаяся на краю познания того, чем она являлась.
Я больше не хотела простых ласк и поцелуев с уважением, предписанным банальной земной этикой. Я должна была быть завоевана!
— Пожалуйста! — зарыдала я.
— Нет, — снова отказал мне Мирус.
Мне больше не разрешено даже клочка собственного достоинства или гордости. Моя капитуляция перед мужчиной ничего общего не имела с тем, что было принято на Земле. Ничего общего с той лёгкой бессмысленной рябью эмоций, указывавшей на приемлемое выражение чувств, наибольшее, на что были способны многие из землян. Нет, скорее это был результат его воли и власти, его принуждения, решительности и применения ко мне его силы, делавшей меня беспомощной. Он просто брал меня так, как он хотел меня брать. Это не было актом компромисса. Это был акт получения им удовольствия от обладания мной. Это был манифест его ошеломительной власти и моей беспомощной слабости, его триумфа и моего поражения. Это был акт его бескомпромиссной власти наложенной на меня, и которой я, женщина, не в силах была сопротивляться.
— Позвольте мне кончить! — умоляла я.
— Жди, — его ответ был неизменным.
Я застонала. Мне не нужна была вежливость в любви. Я хотела быть уверенной, что находилась в руках мужчины, который способен к тому, чтобы возбуждаться, и которого возбуждала я. Я хотела быть в руках того, кто нашел бы меня по-настоящему изумительной, чьей яростной власти я могла бы покориться, и чьи жестокие и ненасытные аппетиты я могла бы вызвать. Я хотела быть в руках настоящего мужчины. Я не хотела ошибаться в том, владеют мной или нет. Я не хотела, чтобы ко мне прикасались так, как если бы я была хрупким цветком, и могла бы сломаться от прикосновения. Я не хотела бороться со сном во время акта любви. Я хотела, чтобы он обладал и покорял меня, а если случилось бы так, что он остался недоволен мной, то я не хотела бы, чтобы дрогнула его рука держащая плеть.
— Я готова! Я прошу позволить мне подчиняться вам, как рабыне!
— Ещё нет, — Мирус был безжалостен.
Я начал рыдать от желания уступить его натиску.
Он не собирался просто наслаждаться мной или получать удовольствие вместе со мной. Он декларировал свою власть надо мной. Я не должна была быть просто использована, пусть даже использована как простая рабыня, как это иногда нравится делать нашим гореанским рабовладельцам. Я должна была капитулировать полностью и без остатка. Это даже не было просто актом любви. Произошедшее со мной было намного значимее и опустошительнее для меня, чем просто это. Надо мной доминировали, мной владели. Я должна была капитулировать, как рабыня, полностью!
— Пожалуйста!
— Нет!
Я должна была быть побеждена, окончательно.
— Пожалуйста!
— Мне необходимо заткнуть тебе рот? — строго спросил Мирус.
— Нет, Господин, — простонала я.
— Ты готова? — уточнил мой мучитель.
— Да, да, Господин! — закричала я.
— Теперь Ты можешь отдаться, — наконец разрешил он, — как рабыня.
И я сдалась на его милость, полностью, без компромиссов, как рабыня своему господину.
А чуть позже, придя в себя, всё ещё не веря в случившееся со мной, я посмотрела на него, дикими от переполнявших меня эмоций глазами.
— Господин, — одними губами проговорила я, признавая, что то, что я принадлежала мужчинам, было абсолютно верно.
Замерев, почти не дыша, я лежала в его руках, ошеломлённая, напуганная рабыня. Мой опыт, в контексте обусловленном моей смиренной капитуляцией в отношениях между нами, между господином и его рабыней, теперь был полным.
Мирус поцеловал меня. На этот раз очень нежно.
На Земле я даже представить себе не могла, что такие мужчины где-то существуют. Я могла только мечтать о них, о мужчинах, перед которыми я совершенно справедливо могла быть только презренной рабыней. Но оказавшись на Горе, я стала собственностью именно таких мужчин. И теперь, голая, в рабском ошейнике и клеймом на бедре, я лежала в руках одного из них.
— Что это было? — спросила я. — Чем было то, что Вы со мной сделали?
— Ничем, — ответил Мирус.
— Господин! — возмутилась я.
— Это был рабский оргазм, — снизошёл он до объяснений.
Я вздрогнула в его руках.
— Конечно, такой, какой был возможным для тебя.
— Да, Господин! — сладко улыбнулась я.
Оказывается у меня только что был рабский оргазм, с любопытством подумала я.
— Весьма слабенький, если быть совсем честным, — добавил он.
— Слабенький! — воскликнула я. — Пожалейте бедную рабыню, прошу вас, Господин. Не дразните её так.