— Пожалуйста, — испуганно попросила я. — Пожалуйста!
Он, молча, возвышался надо мной стоящей на коленях.
— Пожалуйста, Господи-и-ин, — плаксиво простонала я, пытаясь вызвать в нем жалость.
Он был добр со мной. Почему-то на этом основании мне тогда показалось возможным, что он мог бы оказаться таким же уступчивым, как мужчины знакомые мне по прежней жизни на Земле, и что я смогла бы управлять им. Какой же я была дурой! Как можно было забыть о том, что я стояла на коленях перед гореанином?
— Пожалуйста, Господин! — уже увереннее попросила я.
Его ответ был единственно для него возможным в такой ситуации. Пощечина отбросила меня на бок. Пораженная и все еще не верящая в случившееся, я попыталась отползти подальше от него, но остановленная цепью, свернулась в позу эмбриона, с ужасом ожидая следующего удара. Удара не последовало, мужчина перевернул меня спиной на меха и, как это было прежде, когда мы только вошли в альков, накинул на мои руки рабские браслеты. После этого он все же освободил мою левую ногу.
Во рту появился привкус крови, похоже, он разбил мне губу.
— Господин? — всхлипнула я, на этот раз ничего у него не прося.
Теперь-то я понимала, что у меня не было ни единого шанса остановить его. А теперь, будучи прикованной цепями и подавно. Мужчина присел рядом со мной и сделал последнее, что ему оставалось со мной сделать. Я почувствовала, как он забрал белую шелковую ленту с моего ошейника, а через мгновение закрепил на ее месте другую, несомненно, такую же шелковую ленту, но уже красного цвета, ту самую, что передал ему Мирус.
Он задержался еще на немного около меня. Я потянула руки, запертые в наручниках. Я была абсолютно беспомощна. Я почувствовала холодную полоску на моем бедре. Тонкая струйка жидкости скатилась по коже. Была это кровь или что-то другое, я не знала. Мужчина окунул в нее палец и небрежно написал «Кеф» на моем животе, первую букву слова «Кейджера». Наконец, он встал и бросил плеть поперек моего тела.
— Господин! — всхлипнула я. — Простите меня, если я вызвала ваше неудовольствие, Господин! Пожалуйста, простите меня!
Тяжелый пинок в бок заставил меня дернуться и заплакать. Следующим звуком, который я услышала, был откинутый кожаный занавес и удаляющиеся шаги мужчины. Я была оставлена в алькове.
— Господин! — крикнула я ему вслед. — Господин!
Я попыталась подняться, но, цепи на моих руках вернули меня на место. Я вытянулась на мехах, чувствуя себя совершенно одинокой, покинутой и несчастной. Он был добр ко мне, и чем я его отблагодарила за это? Первое же, что я попыталась сделать, была попытка обмануть его, заставив плясать под мою дудку. За это я была наказана оплеухой и прикована цепью. А еще он бросил на меня плеть, и пнул, продемонстрировав тем самым свое презрение ко мне, пойманной на попытке манипулировать им рабыне. И вот теперь он ушел, оставив меня одну. Я застонала. Какой же я была дурой! Ведь он гореанин! Я что забыла, кто из нас был рабыней, а кто хозяином? Возможно, он бросил на меня плеть, чтобы напомнить мне о том, что именно я являлась объектом ее приложения. Или, может быть, он дал этим сигнал моему владельцу или его служащим, пришедшим за мной, что за минимальную мою провинность или за неудовольствие мной я должна быть жестоко выпорота. И все же сам он эту плеть использовать не стал. Возможно, это было еще одними доказательствами его доброты или его понимания и терпения в отношении меня, признания того, что я все еще была ничем, всего лишь новообращенной рабыней, наивной и неосведомленной относительно суровости той неволи, в которой мне предстояло теперь выживать. В конце концов, если бы я рассердила его сильнее, то можно было не сомневаться, что он сам бы не преминул использовать плеть, дав выход своему раздражению. Как бы то ни было, покидая меня, он уходил довольным. Признаться, в голову закралась пугающая меня мысль, что если так случится, и он снова захочет использовать меня в будущем, то он будет беспощаден со мной, рассматривая меня как глупую и не заслуживающую снисхождения шлюху с Земли, впрочем, которой я и была.
— Господин? — встрепенулась я.
Я услышала шуршание отодвигаемого занавеса.
— Господин! — воскликнула я ликующе. — Господин?
Но в следующий момент я почувствовала, как на мои щиколотки легли сильные мужские ладони, и мои ноги оказались разведены широко в стороны.
— Ой! — вскрикнула я, когда мужчина вдруг резко, легко глубоко проник в меня.
Я замерла. Это был не тот же самый мужчина! Я не смела даже пошевелиться, раздавленная тяжелым сильным телом.
Наконец, мужчина издал громкий, почти звериный крик.
— Господин? — окликнула я его.
Этот был сильно возбужден мною, настолько сильно, что сама я теперь едва могла шевелить конечностями.
— Ну давай же, танцуй, — презрительно бросила Тупита, очевидно от входа в альков.
Ее слова тут же потонули в мужском смехе. До меня вдруг дошло, что занавес все это время не был задернут!
— Он хочет, чтобы Ты станцевала для него, рабыня, — рассмеялась Тупита. — Ты же танцовщица. Давай, танцуй.
Я застонала от унижения.