Но наконец они достигли и конечной цели путешествия — столицы Ранхарда, Шатвихала. Роксана успела мало-мальски изучить этот большой, сутолочный город, но и она с любопытством оглядывалась по сторонам, отмечая множество различий между ранее виденными городами и тем, что перед глазами. Алине же и вовсе все это было в новинку: она то и дело растерянно вертела головой, как маленький ребенок, считающий ворон, бредя по узким улицам вслед за подругой. Ей все казалось, что она попала в огромный, празднично яркий муравейник, до того много самых разных на вид людей было по всюду. "Город ярмарок" — так за границей прозвали Шатвихал, потому что здесь находился самый большой и самый разнообразный в мире рынок. Чего там только не было. И все по приемлемой цене. Но в некоторых случаях разнообразие товара пугало, потому что этот рынок был еще и невольничьим. Дети, женщины, мужчины… Некоторые — связанные и грязные, некоторые — в основном, особенно красивые молодые девушки — чистые, ухоженные, в красивой одежде. Последние походили на манекены, выставленные на витрину: в лучшей одежде, с лучшей стороны, но пустые. Опустошенные.
Всюду разносились шумные крики торговцев и аукционеров, в этой толпе и гаме быстро ехать не удавалось при всем желании, поэтому происходящее путешественницы видели как в замедленной съемке.
На одной из аукционных площадок продавали девушку. Тоненькую, как тростинка, совсем юную, с кожей оливкового цвета и глазами миндалевидной формы. Будто в кадрах из кошмара, замершие в седлах подруги видели, как на нее одели пять покрывал, и постепенно, умело играя на публику, снимали их, расписывая каждую открывающуюся часть тела, как произведение искусства, пока не оставили совершенно обнаженной.
Ужас, оцепенение, жалость и смятение охватили двух белых, как мел, подруг, с такой силой, что если бы рядом случился взрыв — они и не шелохнулись бы. Хотелось что-то сказать кому-то, остановить все это, или убежать без оглядки, но язык прилип к небу, а руки с вожжами безвольно повисли вдоль тела, как плети.
Девушка казалась спокойной и горько ухмылялась, а глаза ее были мертвые. Мертвые, как бездны, и оттого страшные на юном лице.
Вскоре ее продали, и громкий металлический звон, подтверждающий это, немного привел подруг в чувство.
— Поехали отсюда, — умоляюще шепнула Алина, сглотнув ком в горле.
Та лишь слабо кивнула.
Впоследствии обе обходили эту часть рынка стороной.
Роксана
Особняк, который мы сняли, принадлежит Кариму, местному купцу, с которым я давно веду дела. Добродушный мужчина пятидесяти лет, с двумя женами и пятью детьми, неплохой по здешним меркам семьянин и жесткий хитрый делец. Подозреваю, не чурается связями с преступным миром, но это его дело. Этот особняк — лишь один из трех его домов, потому после заключения очередной сделки он легко согласился дать нам его в аренду, не запрашивая астрономических сумм.
Красивый, уютный дом у леса, вдали от суетного города, радовал глаз. Внешне он был, как и все дома в Ранхарде, совершенно не похож на дома и особняки Эардана, Вейлахса или других стран, в которых я успела побывать: в нем все, вплоть до каждой мелочи, буквально пропахло духом востока в привычном мне, землянке, понимании. Но меня это нисколько не смущало, напротив, этот экзотичный стиль даже понравился, впрочем как и Азалии.
То, что дом находился в уединенной местности и рядом с лесом делало конные прогулки еще более приятными, поэтому я каждое утро(а изредка и по вечерам) любила неспешно кататься на полюбившейся грациозной пятнистой лошадке, не уезжая далеко.
Однако в тот раз меня слегка "занесло". Был приятный вечер, воздух пропах ягодами, душистой лесной травой, а легкий ветер распалял азарт, заставляя потихоньку увеличивать скорость. И вот, я уже мчусь быстрее ветра, радостно хохоча от переполнявшего меня светлого чувства полета. Казалось, что стоит только раскинуть руки — и я птицей воспарю ввысь…
А потом неподалеку послышался странный разрезающий воздух свист, почему-то заставивший меня натянуть поводья. Короткий болезненный вскрик разорвал лесную тишину, вспугнув птиц, а я, все еще не понимая, что произошло, помчалась на звук. Почему-то беспокойство оказалось сильнее инстинкта самосохранения.
Когда я галопом приближалась к какой-то поляне, всматриваясь в дебри дубравы, где-то вдали мелькнула смазанная тень стремительно убегающего человека, что довело мое беспокойство до предела. Испугавшись до одури, я хотела было малодушно повернуть назад, когда заметила у кустов распростертого в луже крови человека, а над ним — склонившуюся черную лошадь, мирно поедающую траву.
За все время после попадания в этот мир мне не раз приходилось видеть и мертвых, и раненных, и убийства прямо на глазах — что поделаешь, такие вот дикие нравы. Но всегда дрожь брала. А теперь — в тишине, в лесу, в одиночестве, Бог знает как далеко от дома… Вообщем, резко растерявшей всю смелость мне пришлось долго бороться с собой, прежде чем я решилась подойти. А вдруг этот человек еще жив и ему нужна помощь??