Танцуй, детка!

На тот момент я себе ощущала такой же беспомощной, как и мой брат-близнец, потому что с детства у нас с ним были одни на двоих чувства, эмоции и жизнь. Одна душа на двоих. И когда после той ужасной ночи Даня вдруг не смог подняться, заговорить, пошевелиться, мне показалось, что вместе с ним из меня медленно, как ледяной лесной ручей, стала вытекать, капля по капле, и моя собственная жизнь…

Но мой спаситель – профессор Ланской, сначала смог устроить моего брата в свою частную клинику, и я знаю, что пока он здесь, с ним ничего не случится, и, по крайней мере, он будет жить. Я зарабатываю сейчас кучу денег своими танцами, и сделаю всё возможное, чтобы заработать ещё больше.

– У меня для вас обоих действительно есть новости сегодня, – потирая тонкую переносицу, произносит Ланской, когда я усаживаюсь в ногах у Дани и беру его лёгкую кисть в свою тёплую руку, пытаясь передать ему хоть малюсенькую часть своего тепла. – Я думаю, что я смог установить причину заболевания, и хотел бы попробовать для начала курс гемостатической терапии, и будем надеяться, что он сможет вывести пациента из этого состояния, – пытается объяснить он нам план лечения, хотя мы совершенно не поминаем, о чём идет речь.

– Это просто замечательно, доктор! – в возбуждении вскакиваю я со своего места, уже готовая обнять Ланского, но вовремя вспоминаю, что это здесь неуместно. – Даня, ты слышишь, – радостно оборачиваюсь я к своему брату, – мы тебя вылечим! А хватит ли нам на это денег на нашем счету? – вдруг вспоминаю я о самом главном.

– Ну, в общем, – неуверенно отвечает профессор, – большая часть курса покрывается имеющимися средствами, но нам надо уточнить у меня в системе, какая дополнительная сумма нам может потребоваться.

– Деньги не проблема! – как можно увереннее произношу я, чтобы Даня не почувствовал в моём голосе и тени сомнения, а сама начинаю судорожно придумывать, сколько ещё денег я смогу дополнительно заработать в своём клубе.

– Хорошо, тогда мы можем пройти ко мне в кабинет, и проверить план лечения ещё раз, – приглашает меня за собой профессор, а я подхожу к брату, наклоняюсь прямо к его уху и шепчу, чтобы он точно меня услышал:

– Даня, не сомневайся, твоя сестрёнка достанет все деньги мира, даже если мне придётся продать свою душу! Мы тебя вылечим! – и, скользнув своей щекой по прохладной замше его кожи, тихонько затворяю за собой дверь в палату номер пятнадцать.

Сидение мягкого кожаного кресла обжигает меня, словно я сижу на раскалённой плите, пока профессор что-то внимательно изучает у себя на компьютере.

– Ну что же, Алекс, – со сдержанной улыбкой тонких губ сообщает он, наконец-то оторвавшись от монитора. – Имеющихся средств хватит практически на весь курс, за исключением небольшой суммы…

– Какой? – напряжённо выкрикиваю я, но потом беру себя в руки и тоже стараюсь выдавить из себя спокойную уверенную улыбку.

– Три тысячи долларов, – встаёт доктор и подходит к моему креслу.

– Прекрасно, – спокойно отвечаю я, одновременно лихорадочно прикидывая в уме, сколько дополнительных смен мне придётся брать в клубе, и сколько приватных танцев исполнять, чтобы собрать эту неподъемную для меня сумму…

Задумавшись, я вздрагиваю от неожиданности, когда вдруг чувствую, как мягкие и тёплые руки Дмитрия Ланского ложатся на мои плечи, начиная их легонько массировать, словно пытаясь снять напряжение.

– Спасибо, доктор, – с благодарностью смотрю я в его добрые и спокойные глаза, поднимаясь со своего места. За окнами перекатывает свои гладкие лощёные бока моё любимое море, дюны бесконечной волшебной дорогой убегают за горизонт, и я, преисполненная решимости во что бы то ни стало спасти моего брата, жму гладкую и сильную руку нашего спасителя.

В задумчивости я бреду от железных глухих ворот клиники в сторону дороги. «Мне определённо надо подумать об этом завтра», – вспоминаю я Скарлетт О‘ Хара и улыбаюсь сама себе в ответ на грустные размышления о деньгах. Когда случилась эта ужасная катастрофа, у нас и так с Даней уже ничего не оставалось, кроме наследства от нашей недавно умершей бабушки Софьи Глинской: небольшая двухкомнатная квартира на Египетской улице, турецкая ангора солнечной абрикосовой расцветки Китти и старинное массивное кольцо с гигантским топазом.