Танцуй к приключениям

Я огляделась и только сейчас заметила какое-то странное столпотворение практически в самом центре зала. Некоторые женщины, прикрывая рукой улыбку, перешетывались, глядя на пол. Кто-то сочувственно качал головой, кто-то не скрывая своего отвращения, отворачивал лицо, некоторые даже осмеливались сморщить нос в знак неприязни к происходящему. По мере приближения к толпе, мой слух улавливал некоторые фразы, вроде «бедняжка, так опозориться», «я всё понимаю, но так себя вести неприлично!», «почему мы должны терпеть Это в нашем обществе». Подойдя, я увидела на полу девушку, ту самую, что шла передо мной на ковровой дорожке, в белом дурацком платье. Она лежала лицом к толпе, на её миловидном личике застыло мученическое выражение.

– Ей надо помочь! – воскликнула я.

– В отрезвителе помогут, – ответила женщина позади меня и черство усмехнулась. – А ты стой, если не хочешь тоже оказаться посмешищем.

Во всей этой суматохе, я вдруг заметила одинокого парня, в черном костюме с рубашкой на выпуск. Он стоял прям перед этой несчастной девушкой, но никак не учавствовал в происходящем. Его верхние пуговицы были растегнуты и, приглядевшись, я увидела маленькую черную камеру, торчащую прямо из под воротника. Будто холодной водой окатило меня с ног до головы осознание, что нас снимают.

В этот момент несколько официантов стали поднимать девушку и неаккуратно закидывать её руки на свои плечи. Голова девушки повисла на ее груди, а ноги поволочились вслед за безвкусным платьем.

– Жалкое зрелище, – заключила женщина, стоящая позади меня. Её голос был настолько прокурен и неприятен, что казалось, будто в её глотке застрял комок кошачьей шерсти и она его никак не может отхаркнуть.

Только толпа стала расходиться, как послышался визг дам и мужской несчастный стон. Оказалось, что не успели официанты сделать и десяти шагов, как ту девушку вырвало. Платья некоторых дам были безнадежно запачканы. Поднялся шум, некоторые женщины не стеснялись в выражениях. Вокруг всего происходящего незатейливо проскальзывали молодые люди с растегнутыми верхними пуговицами. Мне было ужасно жаль эту девушку, по-видимому, она не расчитала с алкоголем и во время танца у неё закружилась голова. Реакция окружающих вернула меня с небес на землю. Мы не были единым целым, каждый сам за себя. Тебе будут улыбаться, пока ты на коне, неверное движение и колонна уйдет дальше, забрав твоего коня и злорадные воспоминания о твоем падении.

Мне захотелось остаться одной, скрыться от камер и людей. Озираясь по сторонам, я пробиралась к уборной. Несколько раз наткнувшись на парней с камерами на груди, я всё таки добрела до кабинки и захлопнула её за собой. Кажется, это единственное место, где меня никто не видел.

– Вот корова! Столько хенеси выжрать, конечно, блеванешь! – раздался знакомый голос. Я забралась с ногами на унитаз и уставилась в щелку, чтобы разглядеть говорящую девушку. Ей оказалась Мила.

– Я помню свой первый выход… – произнес знакомый низкий голос – он принадлежал Настасье.

– И? Продолждай.

– Ах да, задумалась… В общем, если бы тогда были камеры, я была бы звездой, в плохом смысле этого слова.

– Ты? Да не может быть!

– Честно, честно! Я той еще оторвой была, – заверяла Настасья.

– Да ты слово поперек боишься сказать своему Виктору, – усмехнулась Мила.

– Не правда!

– То есть ты сама выбрала это платье?

– Оно очень красивое и… дорогое.

Мила в ответ засмеялась. Её голос, и без того от природы высокий, под действием желчи и алкоголя, взвинчивался вверх, как противный писк комара.

– Ну а что у тебя там? – Настасья поспешила сменить тему.

– Всё отлично… Было бы ещё лучше, если бы эта где-нибудь налажала.

– Ты про Жаклин?

– А про кого ещё?

– Злишься, что Глеб её выбрал?

– Что они все находят в ней? Она же колхоз! – Мила фыркнула и стала красить губы.

Я стала невольным свидетелем разговора, который явно не предназначался для моих ушей. То, что мне посчастливилось услышать, было возмутительно, я чувствовала, что за моей спиной происходят вещи, о которых знают все, кроме меня. Даже Настасья, к которой до этого я питала столь теплые и нежные чувства, оказалась двуличной. Однако у меня был козырь – Мила и Настасья понятия не имели, что я прячусь в кабинке, поэтому я решила дождаться, пока эти дамы удалятся из уборной и только тогда вылезти из своей норы.

Довольная, что мне удалось узнать ещё немного информации о всем происходящем, я ждала стука каблуков и звука закрывшейся двери. Но что-то пошло не так. Дверь в мою кабинку резко распахнулась, как будто её с силой дернули и я предстала во всей красе: сидящая на корточках на унитазе и обхватившая коленки с задранным платьем, чтобы то не свисало. Мила и Настасья замерли. Повисла тишина. В шоке были все.

– Я не верю своим глазам! – заверещала первой Мила. – Ты нас подслушивала?!

Решив, что как-то не комильфо даме сидеть на кортонах на унитазе, я попыталась как можно аккуратнее слезть с него. Не знаю, насколько грациозно можно в туфлях сойти с туалета, но я постаралась сделать это как можно естественней, словно такая ерунда со мной каждый день случается.