Танцуй как звезда!

Роман вылетел в коридор. Через минуту все имеющиеся в наличии участники концерта ползали по полу и обшаривали раздевалку и коридор, то и дело испуская взволнованные возгласы. Впрочем, всем было ясно, что поиски бессмысленны. Крошечная флешка ещё могла куда-нибудь завалиться, но пара туфель?!. А время шло, и с каждым мигом Лере становилось всё очевидней: сегодня ей на сцену не выйти. Она сидела на полу в раздевалке, безвольно привалившись головой к ножке стола. Слёз уже не было, в горле было сухо и горько. В зале Софья Николаевна… что она подумает?! А что сказать вечером Эсме?.. Господи, да как же это случилось…

– Лерка, надо выходить.

Она не сразу поняла, что это обращаются к ней. Медленно повернула голову. Роман сидел рядом на полу, крепко держа её за руку, и чёрные глазищи смотрели на Леру в упор.

– Лерка, твой выход. Вставай и иди.

– Но… как? – одними губами спросила она, уверенная, что один из них сошёл с ума. – Ромка, как? Я же без туфель… Они же не нашлись…

– Наплевать. Вставай и иди. – Мохнатые Ромкины брови сошлись в сплошную полосу. – Назло всем – вставай и иди! Ты и босиком спляшешь, я знаю! Я на тебя целый месяц смотрел! Вот увидишь – хорошо будет! Никто и не поймёт ничего!

– А музыка?!. – вскричала Лера, и слёзы брызнули из глаз, смывая наложенный грим. – Нет музыки, дурак! Флешки – нет! А выходить – через три минуты! Всё, понимаешь?! Это – всё!

Роман открыл было рот – но ответить Лере не успел: в дверь заглянула встревоженная сверх меры Нина Тиграновна.

– Лера! Ну что же это такое?! Давай скорей флешку, Шестова с Герасимовым уже работают! В чём дело, ты почему плачешь?!.

– Нина Тиграновна, – послышался вдруг спокойный голос Романа. – У нас тут проблемы. Флешки нет. Придётся Лерке работать под «живую». У вас вроде семиструнка в музыкальном классе висела?

– Да. – Нина Тиграновна растерянно смотрела на парня. – Но, Лагутин, на ней не играли лет пять! Она расстроена совершенно и…

– Колосов! Серёга! – позвал Роман. – Будь человеком, слетай в музыкалку! Принеси гитару со стены! Да осторожней там, вещь ценная! Нин-Тигранна, дайте ему ключи!

Завуч машинально достала связочку ключей, сунула Колосову, и тот унёсся.

– Мухой, говорят тебе!!! – заорал ему вслед Роман.

– Лагутин, но она же может совсем не заиграть…

– У МЕНЯ заиграет, – пообещал он. – И нужен низкий микрофон на сцену. А пока я гитару настрою, «подержите» зал. Ну, расскажите там, какие Шестова с Андрюхой молодцы, как они уже по высшей категории работают… Что Герасимов в институт физкультуры поступает… Мне трёх минут хватит.

– Ромка… – пролепетала Лера. – Ромка… Но как же?.. Ты же…

Роман повернулся к ней, и Лера заметила, что он бледен до серости.

– А ты – иди умойся, – всё тем же неестественно ровным голосом приказал он. – И чтоб через три минуты заново накрашена была!

Последующие мгновения слились для Леры в одну туманную полосу, в которой изредка проскакивали чёткие кадры. Вот она плещет себе в лицо ледяную воду в туалете… Вот вихрем врывается обратно в раздевалку, а там Роман, чертыхаясь по-цыгански, в окружении взволнованных артистов крутит колки у пыльной семиструнки… Вот она накладывает грим дрожащими руками, роняя на пол то помаду, то карандаш, которые кто-то тут же услужливо подаёт ей… Вот натягивает на запястья браслеты, забыв расстегнуть их, и снова кто-то делает это за неё… Вот мимо проходит, вернувшись со сцены, Ира Шестова, но Лера не может даже взглянуть в её сторону… Вот Роман с гитарой в руке, заглядывает в раздевалку, и голос его звучит словно сквозь подушку:

– Лерка, нас объявили. Идём.

– Ромка, я не могу… Я боюсь… Как же это будет?..

– Ничего не бойся. Я здесь. Пошли!

Они вышли на сцену вдвоём. Нина Тиграновна ещё дрожащим от волнения голосом объявила:

– Цыганская «венгерка»! Танцует Валерия Стрепетова, аккомпанирует Роман Лагутин!

Зал загремел хлопками, и Лера беспомощно обернулась на Ромку. Тот спокойно, привычно «снял» аплодисменты, подняв руку. Чуть улыбнулся плясунье. Перехватил гитару, с которой так и не успел стереть пыль, и взял первый аккорд.

И больше Лера ничего не чувствовала. Словно не она, а кто-то другой, мягко ступая по полу босыми ногами, пошёл задорной «ходочкой». Словно ещё кто-то, едва слыша мягкие переборы за спиной, делал «батманчики» и «верёвочки», «качалку» и «метёлочку», ускорял ритм, прибавлял чечётки и взмахивал рукавами под тонкий звон браслетов. Словно это не она била плечами, как учила Эсма: не «в стороны», а «вверх-вниз». Падали на лицо волосы, шуршала юбка, слышался чёткий стук пяток по сцене… И гитара, Ромкина гитара спорила с «примерчиками», перебивая и подгоняя, вздыхая неожиданным перебором, ускоряя такт. Он был здесь, он был с ней – и Лере море было по колено.

Казалось, пляска только-только началась, а вот уже позади все связки, и Лера взметнула сверкающим подолом юбки – «восьмёрка»! «Бабочка»! Снова «восьмёрка»! Школьный зал гремел аплодисментами, кто-то свистел и вопил от восторга. Девятые классы хором скандировали: «Лер-ка! Ром-ка!!!» Последний аккорд, последний удар босой пятки в пол – и конец.