Танцуй на краю, детка!

      – Оу… – я испытала смешанные чувства, не зная, злиться на друга за очередную попытку откровенности или радоваться этому факту.

      – Смерть этого человека была насильственной, – поведал Ден, – его притащили на этот обрыв и сбросили вниз. Экспертиза показала. Понимаешь, Вика? Кто-то не хотел, чтобы он жил. Этот кто-то может не обрадоваться, если ты начнешь выяснять подробности смерти или жизни его жертвы. Лучше бы тебе не лезть вообще в это дело.

      – Предлагаешь мне всю жизнь провести бок о бок с призрачным мужиком? – нервно усмехнулась я, только представив себе подобную перспективу.

      Ден помолчал.

      – Не знаю… просто… не делай ничего в одиночку. Пусть хотя бы Роман этим занимается.

      – Он не видит привидение. И не слышит. Здесь сильно не помочь. Но хорошо, я буду осторожна. А может, твой друг из ментовки еще и имя фокусника узнает?

      – Если узнает, то мне сообщат. Но пока это дело считается «глухарем».

      – Неужели при нем не нашли никаких личных вещей? Одежда им ничего не подсказала? Если он был в костюме фокусника, то это должно дать хоть какие-то зацепки.

      – Насколько я понял, он был не в костюме. В майке и трусах. Кто бы его ни убил, они очень постарались замести следы. То, что ты видишь его в костюме фокусника, а не в посмертном обличье – просто чудо.

      – Просто чудо было, когда мы от бабули избавились, – проворчала я, – а это просто дерьмо какое-то.

      – Да, ты права, – мне показалось, что Ден усмехнулся, – спокойной ночи тогда.

      – Спокойной ночи, – прошептала я.

      В трубке стало тихо, и какое-то время я просто сидела так, ожидая все того же проклятого щелчка. Но незримая нить не обрывалась, и, посмотрев на экран, я поняла, что Ден так и не положил трубку.

      Это сбивало меня с толку.

      Невесомой и едва ли послушной рукой я снова поднесла телефон к уху.

      – Знаешь, я тоже хочу кое-что тебе сказать…

      – Что? – ответил он почти сразу.

      – То, что Антон спит сейчас на моем диване, ничего не значит. Я попросила, чтобы он ушел утром и больше не приходил.

      – И к чему мне эта информация?

      Меня задел его приободренный тон.

      – К тому, что, во-первых, не окрыляйся так явно, – процедила я.

      Послышался тяжелый вздох.

      – А во-вторых?

      Теперь уже вздохнула я.

      – А во-вторых, я поняла, что Антон – моя большая ошибка. Одна из самых больших.

      Сказав это, я поморщилась. Намек был слишком явным.

      – А моя самая большая ошибка – это ты, Вика, – вдруг произнес Ден.

      Стоп.

      Да он охренел?!

      – Я пытался тебя воспитать, – продолжил Ден, – но ни черта в этом не преуспел.

      – Ну не так уж и ни черта, – проворчала я. – Хотя из тебя хреновый воспитатель, кто бы спорил.

      – Я пытался тебя понять, но, видимо, это бесполезно.

      – Один раз обломался, и сразу бесполезно. Видимо, так пытался.

      – Ты можешь заткнуться и послушать?

      – О, я вся внимание.

      – Прости, что на вечеринке одноклассников так подкатил к тебе. Это было… по-дебильному.

      Я помедлила, вспоминая, как Ден прерывающимся шепотом умолял меня все забыть. Это… почти свело меня с ума тогда. Я хотела уступить ему. Но не смогла.

      – Очень по-дебильному, – с усилием произнесла я. – Ты всерьез думал, что я сразу раздвину ноги?

      – Я ошибся, – только и сказал он. – Во всем, что касалось тебя.

      Я не знала, как понимать его слова, и поэтому ничего не сказала.

      Пауза опять затягивалась.

      Я ждала от Дена еще каких-то слов. Главных. Важных. Тех, которые укрепили бы связь между нами.

      Но их не было.

      – Слушай, уже час ночи, – я заставила себя произнести эти слова, хотя все внутри протестовало. – Пора спать.

      – Да, хорошо. Спокойной ночи.

      – Спокойной. И ты не прав. Ошибкой в твоем случае было только то, что ты меня не выслушал.

      Ден шумно и протяжно выдохнул.

      – Я не спорю. Пока, Вика.

      – Пока.

      Мы снова замолчали. Я отняла телефон от уха и поднесла палец к кнопке сброса вызова. Помедлила и снова приложила аппарат к уху.

      – Ваня вчера первое слово сказал, – проговорил Ден в трубку таким будничным тоном, словно не мы только что попрощались и сделали это даже не единожды.

      – Да? И какое?

      Я по-прежнему старалась говорить равнодушно.

      – Папа.

      – Круто. То есть, хреново. Ведь ты ему не папа.

      – Да. Но все равно круто. Ведь это его первое слово.

      – Да. А я сегодня чуть не уронила новорожденного ребенка своей сестры.

      – Почему-то я не удивлен.

      – Слышишь?! Иди в задницу! К тому же, все обошлось. Ромка поймал.

      – Он молодец.

      – Да. В отличие от некоторых. Но мне до сих пор не по себе от этого случая.

      – Это в тебе совесть проснулась. Редкая птица.

      – Очень смешно.

      Прошло еще несколько мгновений напряженного молчания.

      – Я бы хотел еще раз в тебе ошибиться, Вика, – сказал Ден.

      Поток бешеной и беспричинной радости пронесся по моим венам, обдав жаром все тело. Это были не те главные слова, которые положено говорить в подобных случаях. Но что-то внутреннее, инстинктивное подсказало мне, что они значат больше, чем кажется на первый взгляд.

      – Ошибайся, сколько влезет, – ответила я. – Кто ж тебе не дает?

      Он тихонько усмехнулся и положил трубку. Услышав, наконец, щелчок, я крепко, до боли сжала в пальцах твердый корпус телефона, как будто хотела его раздавить.

      Ден Овчаренко готов ошибиться.

      Супер.

      А я, кажется, готова доставить ему это удовольствие.