Танец для меня всегда был олицетворением внутренней независимости, победы над таэрран, над обстоятельствами, над любыми невзгодами. В танце я всегда была свободна, и каждое движение, каждый выдох, каждый рывок или плавный текучий переход никогда не были для меня вынужденной обузой или тем более принуждением.
Я танцевала, следуя зову сердца.
Не по просьбе или по приказу, искренне, раскрывая всю себя. Принимая бушующее вовне и освобождая запертое внутри пламя. Да что там, в эти минуты я сама становилась сумасшедшим, плавящим тело огнем.
Пламенем моей жизни.
Можно ли танцевать иначе? Не знаю.
И не стану.
Служанки склонились еще ниже и замерли: не нужно было даже оборачиваться, чтобы понять, что пришла Мэррис. Очевидно, удостовериться, что я готова к предстоящему и не наделаю ли глупостей. Не знаю, доложили ли ей о Сарре (во дворцах сплетни расходятся достаточно быстро), но глупости я делать не собиралась.
Не в том я сейчас положении.
— Вы свободны. — Грудной сильный голос управительницы гарема заставил служанок тенями скользнуть мимо нас.
Она сложила руки на груди, окинув меня оценивающим взглядом.
— Хороша, — подвела итог.
Пришла Мэррис с длинной вуалью, пламенеющей в тон моему наряду.
— Будь осторожна. — Она шагнула ко мне, закрепляя на моих волосах обруч и позволяя дымке окутать плечи. — Из всех девушек ты вторая, кто удостоился отдельных покоев. И единственная, кто удостоился их с первого дня пребывания здесь.
— Первая — девушка, что играла на прайнэ?
Она взглянула на меня: пожалуй, гораздо более внимательно, чем мне бы того хотелось.
— А ты проницательна, Теарин. — Темные глаза Мэррис сверкнули. — С ней будь особенно осторожна, Ибри ревнива и мстительна. Помимо прочего, у нее началась привязка к огню.
— Спасибо, — произнесла искренне.
Кем бы она ни являлась и какие бы обязанности ни были возложены на ее плечи, этого Мэррис мне точно не должна была говорить. Привязкой к огню называли случаи, когда наложницы на животном уровне «подсаживались» на яростное пламя и звериную суть иртхана: как на дурманящие травы, только гораздо серьезнее. Начиналось все достаточно безобидно с огненной страсти, впоследствии же перерастало в одержимость, зависимость, сводящую с ума и заставляющую женщину безоглядно стремиться к близости с одним-единственным мужчиной. Разрыв такой связи протекал довольно болезненно, далеко не каждая была способна с ним справиться.
Никому не было никакого дела, что случится с этой женщиной после расставания, но «привязавшиеся» наложницы представляли серьезную угрозу как для себя, так и для окружающих.
— Враанасха,[13]
— ответила Мэррис, склонив голову. Указала в сторону смежной комнаты, через которую можно было попасть в коридоры. — А теперь ожидай.Она вышла, и я, потрепав по голове сонного Дири, последовала за ней.
Эта комната была в два раза больше, чем спальня. Пестрые ковры и раскиданные по ним разноцветные подушки, мягкие диванчики со спинками-валиками и такими же подлокотниками. Тяжелый столик уже был накрыт, вазы с фруктами и кувшин с вином поблескивали в неярком свете магических ламп.
Ожидать.
Представила, как сажусь на диванчик, позволяя ткани раскрыться, соблазнительно оголяя ногу, и перед глазами потемнело. Воздух сгустился, стал вязким, как марево, клубящееся над жерлом проснувшегося вулкана, и я бросилась на балкон. Вылетела в мраморную обитель, в шум океана, ревущего под скалами. Пенящегося, рассыпающего над собственной тьмой брызги, тщетно вгрызающегося в камень.
Над Аринтой стянулись тучи, поэтому сейчас в темноте не было видно почти ничего.
Настолько темным мое будущее мне не представлялось еще ни разу, настолько неясным оно не было еще никогда.
Прильнула щекой к холодному мрамору колонны, увитой лозой.
Чувствуя, как бешено колотится сердце, глубоко вдохнула соленый воздух, напитанный влажностью. Вдохнула, но выдохнуть не смогла, потому что на плечи поверх вуали легли ладони Даармархского.
Легли по-мужски тяжело, властно, и это прикосновение отозвалось внутри меня самой настоящей бурей. Близость иртхана, его пламени заставила драконицу заурчать. Подчиняясь, признавая сильнейшего, впрыскивая в мою кровь огненный дурман стремления стать с ним единым целым. Ощущение каменной груди и живота сквозь тонкую дымчатую ткань (спина у платья была открыта) напоминало прикосновение к раскаленному камню, который зверь только что опалил дыханием. Желание податься назад, вжаться в него, почувствовать эту сокрушительную мощь было таким нестерпимым, что я вырвалась из его рук и отошла к перилам.
Коснулась ладонями мрамора, унимая животную дрожь. Позволяя холоду втекать в меня, остужая разум. Шаги за спиной были едва слышны, даже удивительно, как этому мужчине удавалось ступать столь бесшумно. Тем не менее я чувствовала его каждой клеточкой тела: отчаянно, проникновенно, до глубины своей звериной сути, тянущейся к нему.
— Нравится? — проследив мой взгляд, поинтересовался Даармархский, указывая на бушующий океан, во тьму которого вплеталось опасное кружево волн.