Танцующая для дракона. Небеса в огне

Сейчас, когда я стояла так близко с Гроу, глядя в зал, у меня перед глазами слегка мельтешило. Учитывая, что раньше мне никогда не приходилось выступать перед аудиторией (на выпускном в школе я не горела желанием говорить о том, как сильно грущу, что мы расстаемся, потому что не любила врать, на выпускном в академии на вручении диплома вышло что-то из разряда «всем спасибо, все свободны»), это было неудивительно.

— Тогда зарядите «Дрянную девчонку», — сообщила я. — Только, упаси вас драконы, не кавер.[7]

Пока драконорежиссер не опомнился, выхватила микрофон из его рук (из-за чего в зал ворвались шумы), а потом шагнула вперед, расстегивая заколку, надежно укрывающую тугую резинку для волос. С наслаждением стянула последнюю, отшвырнула в сторону, позволяя прядям рассыпаться по плечам и спине.

Кайф!

Никогда не думала, что распущенные волосы — это такой кайф.

Тряхнула головой, глядя в зал.

— Ребят, в этом мире есть две вещи, которые я делаю так же отвратительно, как варю кофе. Первая, — наклонилась, расстегивая ремешки на босоножках, демонстрируя Сибрилле и Гроу пятую точку с истинным наслаждением. Ничуть не меньшим, чем я испытала, когда распустила этот идиотский тугой хвост, — это хождение на каблуках. И вторая — умение говорить речь. В общем, мы с вами поступим по-другому.

Развернувшись к Гроу, сунула ему в одну руку микрофон, в другую босоножки.

— Подержи.

Судя по тому, что в зал ворвалась музыка, диджей где-то там у себя отвис, а я вскинула руки вверх, с наслаждением отмечая, как синхронно вытягиваются лица драконогада и нашей стервиллии.

Эту композицию я обожала за резкость и за возможность творить что угодно под музыку, которая сносит крышу. Сумасшедшую, пьяную, совершенно оторванную.

Правая ладонь на левое плечо, левая на правое, быстрый взгляд в зал.

Поворот — руки в стороны.

И в танец!

Как раз на первых словах:

Да, я — дрянная девчонка!
И я такой была всегда!
Ты это знал изначально,
Что я — девчонка-беда!

Никакой плавности, только резкость — от кончиков пальцев, наконечником стрелы тянущихся за вскинутой рукой, до прогиба и шага вперед, из-за чего волосы расстилаются по сцене.

Ты это знал с первой встречи,
Но не хотел замечать,
Что я не хрупкий цветочек
И не умею мечтать!

Уход в сторону, разворот — и платье снова летит впереди, а я шагаю за ним, врываясь в этот искрящийся серебром дым пламенем танца.

Я в облаках не витаю,
Хватает смелости мне!
Ведь каждый день я сгораю
В своем несносном огне!

Рывок вперед вслед за руками вглубь сцены, и я выныриваю прямо перед Гроу, волосы снова рассыпаются за спиной. Я едва успеваю перехватить наливающийся зеленью огня взгляд, и снова разворачиваюсь к залу.

И возрождаюсь под ветром
Раскрытых крыльев своих!
Чтобы парить в этом небе —
Том, что одно на двоих!

Движениями-порывами, как языки огня под ветром, шаг за шагом, из стороны в сторону, вливаясь в мотив.

Пусть для тебя это слишком,
Пусть я не твой идеал…
Давай, признайся ледышка,
Лишь обо мне ты мечтал!

Миг, когда в зале начали танцевать вместе со мной, я скорее почувствовала бешеной, бьющей в воздух энергией отдачи. Поэтому вскинула руки вверх, подхватывая ее и отступая резко, словно на меня накинули невидимый аркан и рывком дернули назад.

И пусть не хочешь ты верить,
Не сможешь сладить со мной!
Огня тебе не умерить
Мой дорогой ледяной!

Раскрыв ладони, ушла вправо, чтобы влиться в ускоряющийся ритм. Теперь — только расцвеченные неоном лица в зале. В их бесконечной смене и круговерти я даже не пытаюсь кого-то уловить, разве что в развороте снова натыкаюсь на подсвеченную зеленым огнем драконову зелень, а после падаю в последний куплет.

Платье летит над сценой будто дым.

А я горю огнем, который чувствую сейчас как никогда раньше.

Да, я — дрянная девчонка!
Ни разу я не нежна.
Но ты давно понимаешь:
Одна тебе я нужна!

Последний аккорд растворяется, когда я падаю на колени и, проехавшись по сцене на платье, которое где-то слегка трещит от такого надругательства, вскидываю руки вверх, чтобы потом рухнуть вниз под разлетающимся веером волос.

Музыка обрывается, зал взрывают аплодисменты и голоса. Я тут же вскидываю голову, чтобы увидеть поднятые руки и орущих коллег. Голова слегка кружится, как если бы я уже приняла бутылочку-другую веоланского, но веоланского во мне нет, зато есть их лица, горящие глаза, восхищение, их отклик, бьющий в меня той самой силой, которой мне так не хватало, когда я танцевала в студии или на балконе.