Танцующая для дракона. Небеса в огне

— Правду говорят во дворце, что тебя нагуляли непонятно от кого, — выплюнул он мне в лицо. — Не может у меня быть такой сестры, а у родителей — такой дочери!

— Вон.

— Что?!

— Убирайся.

Я не сразу поняла, что голос принадлежит мне — тихий, глубокий, низкий. Таким можно было отдавать приказы, если бы не стягивающая мою шею таэрран. Сейчас она душила меня сильнее, чем когда бы то ни было.

Сарр развернулся, напоследок окатив меня яростным взглядом, и вылетел за двери. В наступившей тишине ее удар прозвучал словно пощечина, только гораздо резче, чем моя. И гораздо больнее.

Я вернулась в спальню и, не снимая халата, упала на ложе. Оглаженные утренним свежим ветерком наволочки холодили горящие щеки, но слез не было. Я смотрела, как колышутся занавеси, идущие волнами, как блики перекатываются по ним, точно по водной глади. Смотрела и вспоминала.

— Местари Ильеррская! Местари Ильеррская, я правда не виновата, — приставленная ко мне воспитательница прижимала ладони к лицу. — Я только отвернулась, а она… уже висит на дереве! Ну чисто дикарка какая! А потом еще выше полезла, я ей говорила, чтобы она спускалась, а она только смеется и знай себе отплясывает, пошла чуть дальше… ну ветка и не выдержала…

Я не плакала, когда упала. Честно говоря, я даже понять ничего не успела, просто услышала треск и рухнула вниз, неосознанно цепляясь за протянувшиеся над землей ветви. Отделалась оцарапанными руками, ссаженными ладонями и коленями, парочкой синяков, ну и легким испугом, разумеется, как заявил придворный лекарь. Вообще-то я хотела сказать, что не испугалась, но передумала — так строго смотрела мама. И так же строго она произнесла, обращаясь к лекарю и воспитательнице:

— Оставьте нас!

Они подчинились, воспитательница непрерывно всхлипывала, а лекарь ступал бесшумно, словно состоял не из плоти и крови, а был отвергнутым предками духом. Стоило им выйти, мама приблизилась и опустилась рядом со мной на кровать.

— Ты расскажешь папе? — спросила я.

— Расскажу. — Я опустила голову, но мама тут же добавила: — У нас с твоим папой нет друг от друга секретов, Теарин.

Она коснулась пальцами моего подбородка.

— Он не будет тебя ругать, обещаю.

— Нет? — Я неуверенно улыбнулась.

— Нет, если ты пообещаешь мне одну вещь. Когда ступаешь на ветку, проверяй, чтобы она была прочной, — серьезно сказала мама. — И только потом делай следующий шаг. Ты — наследница Ильерры, доченька, и каждый твой шаг — большая ответственность. Не только перед собой, но и перед нашей семьей, перед нашим народом.

Я кивнула, и строгость на мамином лице уступила место улыбке.

— К тому же, — добавила она и мягко погладила меня по щеке, — если с тобой что-то случится, я очень-очень расстроюсь. Папа тоже. И Сарр.

— Сарр едва ходить научился, — рассмеялась я.

— Но он уже тебя любит. Мы все тебя любим. Я люблю тебя, моя девочка.

— Я тоже люблю тебя, мамочка. — Я нырнула в мамины руки, и мы обнялись.

От мази, которой мне покрывали ссадины, ранки пекло, но эти объятия были самыми целебными на свете.

Даже сейчас, сквозь время, потому что именно воспоминания о них подтолкнули меня в сторону купален. Когда я привела себя в порядок и вышла из спальни, нэри уже вернулись и опасливо поглядывали на Дири, подобрав шлейфы. Тот развалился кверху пузом и всячески показывал, что он милое и очаровательное существо и что шлейфы платьев Лирхен и Фархи его совсем не интересуют. А тот, что он изодрал пару дней назад, прыгнув на нэри в порыве радости, — так это было просто досадное недоразумение.

— Пригласите служанок, — сказала я. — Пусть накроют завтрак на балконе.

Девушки переглянулись.

— Местари, боюсь, что вы уже не успеете позавтракать, — произнесла Лирхен. — Через полтора часа обед, нас ждут в обеденном зале.

— В обеденном зале? — уточнила я, вскинув бровь. — Кто это сказал?

— Так… Приходила служанка от распорядительницы, сказала быть обязательно, — растерянно произнесла Фархи. — Мы тоже удивились, потому что все претендентки на отборе обедают и ужинают вместе.

Все претендентки, не считая местари Ильеррской. В ее случае правила «для всех» не работают, потому что местар, чтоб ему на ответственных переговорах огнем икалось, устанавливает их здесь сам.

Видимо, на общие обеды и ужины запрет не распространяется.

Что же…

— Хорошо, — отозвалась я. — В таком случае пригласите служанок, чтобы помогли мне одеться.

— Да, местари. — Фархи выбежала за дверь, а Лирхен направилась к шкафу.

Распахнула дверцы, перебирая наряды и сдвинув в сторону все, что было из алой ткани. Этот цвет мне выбрал Даармархский, когда я была наложницей, поэтому я избегала носить алое, отдавая предпочтение другим цветам. Прочих нарядов было немного, пусть даже швеи трудились не покладая рук, за столь короткий срок большой гардероб не пошить. Тем не менее выбор был, и Лирхен обернулась ко мне, в одной руке изумрудная ткань в цвет моих глаз, в другой — кремовая, которая оттенит кожу.

— Что вам больше нравится, местари?