Танцующая для дракона. Небо на двоих

– Танни. – Он пытается снова взять меня за руку, но я сую их под мышки, пусть попробует достать оттуда. – В Мэйстоне, когда Леона рассказала мне про все это дерьмо, когда мы не знали, откуда еще ждать удара, я здорово испугался. Я в жизни ничего не боялся, Танни, но за тебя испугался, когда понял, что не могу тебя защитить. У нас был выбор: посадить тебя в Скай Стрим и закрыть тему съемок или… так. Я решил, что так будет лучше.

– О, – сказала я. – Ты решил. Ну, раз ты решил, значит, так действительно лучше.

Его глаза потемнели еще больше, а я все продолжала в них смотреть. Или смотреться, потому что если у меня получится долго смотреть и не чувствовать, как все внутри дрожит, значит, я больше не гроузависимая.

– Я хотел тебя защитить.

– Защитил? – Сама не ожидала, что это выйдет так язвительно. А то, что мне вдруг до одури захотелось коснуться кровоподтека на его скуле, мягко скользнуть пальцами, чтобы стереть его боль, – так это точно последствия препаратов, не иначе.

– Танни, это нечестно, – говорит он.

– Нечестно? Нечестно было говорить, что я тебе не сдалась, – я сжимаю пальцы под мышками, чтобы запереть вновь проснувшиеся чувства и воспоминания о том кошмаре, – нечестно было объявлять о помолвке с Сибриллой и лапать ее за задницу. А это – так, суровая правда жизни.

Гроу наклоняется ко мне, но я хватаю пульт вызова врача.

– Не-а, – говорю я. – Даже не думай. Ты потерял право меня хватать, когда сказал, что между нами все кончено.

Его брови сходятся, меня обжигает знакомым огнем.

– Я не откажусь от тебя, Танни.

И прежде чем я успеваю ответить, резко подается вперед и целует.

Вот это – совершенно точно нечестно, потому что мое тело помнит прикосновение этих губ и мгновенно отзывается так остро, так яростно, так болезненно-нежно, что мне стоит немалых усилий выдернуть себя из этого поцелуя до ответа.

Я отрываюсь от него резко, на миг словно теряю связь с реальностью. И с собой. Потому что другая я все еще чувствует его губы на своих, позволяя Гроу раскрывать мой рот, снова и снова делать меня своей, но другая я осталась в прошлом.

– Знаешь, – говорю я, – если бы ты мне позвонил через пару дней после того трюка и сказал, что это вообще такое было… если бы тебе хватило смелости сказать мне в лицо, что нам придется переждать опасную ситуацию в разных странах, что, может быть, мы не увидимся полгода… или год, сейчас все было бы по-другому.

Я качаю головой, закусив губу, а руки под мышками, наверное, станут моим жестом на ближайшие пару-тройку дней. Потому что телу не объяснишь, что вот это вот тело напротив трогать нельзя. Что к нему вообще нельзя приближаться, нельзя позволять себе его чувствовать так отчаянно, каждой клеточкой, стремящейся слиться с ним.

– В отличие от тебя, у меня хватает сил и совести сказать тебе в глаза, что все кончено. Все кончено, Гроу, понимаешь? Нас больше нет.

Когда я произношу эти слова, что-то внутри отзывается яростным, животным протестом. Точно такой же я вижу в его глазах, располосованных вертикальным зрачком. Помимо протеста, в них боль, отчаяние, знакомая до дрожи злость и нежелание принимать очевидное. В ту минуту, когда он снова рывком подается ко мне, я выбрасываю руку вперед. От удара в кончики пальцев слегка пружинит, и прикосновение к его груди отзывается во мне дикой странностью: желанием впиться в резкий изгиб губ новым, яростным поцелуем.

К счастью, именно в эту минуту открывается дверь.

– Л-л-леона…

Никогда не думала, что мелодичное, мягкое имя сестры можно так прорычать.

Она смотрит на меня, потом на него. На мою вытянутую руку, разделяющую нас, а потом сухо произносит:

– Я дала тебе достаточно времени, Джерман. Сейчас нам с сестрой нужно поговорить.

– Да, Джерман, – сказала я. – Тебе пора. Сибрилла не дремлет, а вам еще свадебные приглашения рассылать.

Он отвлекся на Леону, и мне вполне хватило этого секундного замешательства, чтобы с силой спихнуть Гроу с постели. Вот чего я откровенно не ожидала, так это того, что он натурально с нее слетит, почти свалится. Все-таки удержавшись на ногах и выпрямившись, Гроу посмотрел на меня так многообещающе, что я мысленно увеличила расстояние с трех метров до десяти. Пока что мысленно.

И сказала, очаровательно улыбнувшись:

– Пока! Присутствовать не обещаю, но пришлю вам подарок.

Гроу все-таки вымело из моей палаты (к явному моему облегчению), зато осталась другая проблема. То есть Леона. С ней мне тоже совершенно не хотелось говорить.

– Ты появляешься в моей жизни исключительно после того, как я побываю при смерти, – заметила я. – Наверное, я бы хотела, чтобы мы с тобой подольше не виделись.

Лицо первой леди на миг дрогнуло, но тут же снова было прикрыто маской.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, Танни. Я это заслужила.

Она прошла в палату, хотела сесть в кресло, где сидел Гроу, но передумала.

– Индерхард Гранхарсен сбежал, – сказала она. – С его владением информационными системами мы можем искать его десятилетиями.

– Печалька, – сказала я. – Это значит, что Рону теперь со мной до конца жизни таскаться?

– Это не смешно, Танни.