Танцующая для дракона (СИ)

Щербинки камня опасно посыпались вниз, но мне не привыкать к риску. Проверив ногой небольшую выбоину, опустила последнюю опору ветки, приникнув ящеркой к камню.

На высоте эмоции ярче. Отступает все лишнее, остается только дыхание, биение сердца и жизнь. Однажды я на спор взобралась по отвесной стене дворца к себе в окно. Когда об этом узнал отец, он хотел приказать меня выпороть (первый и единственный раз), но в тот день вмешалась мама. Белая, как мел, она попросила меня больше никогда так не делать и уговорила отца оставить меня в покое.

Только она могла по-настоящему унять его гнев.

Мамочка.

Теплое пламя мое.

Ее убили вместе с отцом. В ту же ночь.

Камень под пальцами звенел, я едва касалась его прохлады. Поднимаясь все выше, выше и выше, к небольшой, бугрящейся зубцами площадке, устланной мхом. Я не смотрела вниз, только наверх — к разогретому небу, только туда, где солнце начинало свой ежедневный бег. Глаза слезились от яркого света, дыхание подхватывал ветерок, играющий волосами. Надо было их завязать.

Мысль об этом сейчас показалась неестественно-смешной.

Подтянувшись, я оказалась на уступе, выпрямилась и вытянулась от носочков до макушки, чтобы почувствовать тело. Оно только-только начинало оживать после тряски в повозке и произошедшего на берегу. Последний, кстати, отсюда отлично просматривался над верхушками деревьев — полоска реки, смятая течением. Даармархский, вспарывающий ее широкое полотно резкими, сильными гребками уверенного пловца. Отвесные скалы на другом берегу.

Отвернувшись, раскинула руки, позволяя солнцу лизнуть лицо. А потом ушла в сторону, на крохотном отрезке устойчивой земли под ногами, спиной к обрыву. Рывок отозвался во всем теле, заставляя его звенеть. Звенеть в ритме перебираемых, до предела натянутых струн прайнэ[1]. Плавное движение вправо — и я стекаю вниз. Волосы взрывают вихри каменной пыли, когда выпрямляюсь.

Музыка мне сейчас не нужна, он бьется внутри меня, моя собственная.

Это музыка тлеющей искры.

Медленные, льющиеся движения — скользящая вдоль бедра рука, и я — следом за ней.

Вспышка!

Резкий рывок, и я вскидываю руки наверх. Ветер подхватывает волосы, расправляя их вихрями за спиной.

Это музыка набирающего силу огня.

Потоки воздуха обтекают меня, жар солнца впитывается в кожу, но все это неважно. Я уже живу в танце, я двигаюсь в ритме сердца, в ритме пламени, которое даже запертое внутри не перестает быть огнем. Все быстрее, быстрее и быстрее, на пределе сил — из тягуче-длинных переходов, в резкие, короткие рывки. Огонь втекает в кончики пальцев, когда я тянусь раскрытыми ладонями к солнцу, пыль взлетает в воздух, чтобы осесть искрящейся крошкой на волосах и ресницах.

Закрытые глаза, все ближе и ближе к краю.

Это музыка бьющего в небо пламени.

Я не вижу, я чувствую, когда носок туфельки ловит пустоту, и отступаю.

Ненадолго, чтобы рвануться вперед: сквозь волну плеч, груди и живота, выбрасывая тело в пустоту над пропастью и замирая на границе баланса. На той точке, когда одно неверное движение может столкнуть меня вниз.

Каменная крошка стекает по скале ручейком.

Сейчас, стоя над пропастью, я всей грудью впитываю сладкое дыхание жизни и снова горю. Горю несмотря на то, что мой огонь заперт.

Взгляд скользит по верхушкам деревьев, по ленте реки.

Замирает, наткнувшись на Даармархского: оттуда, снизу, он смотрит на меня. Даже с такого расстояния этот взгляд влечет натянутым до звона арканом, но я делаю плавный шаг назад. Последним движением разрывая воздух и обрывая эту связь.

Под ногами — опора, я чувствую ее всей поверхностью стоп сквозь мягкую подошву туфелек. Они приспособлены именно для этого, в огненном шоу они были незаменимы, вот и сейчас пригодились.

Под ногами — уверенность, сила, втекающая в меня через вековой камень.

Дыхание понемногу выравнивается, сердце замедляет свой бег. Тогда выдергиваю шнурок туники, стягиваю волосы за спиной и начинаю спускаться. Теперь камень под пальцами не поет, он дрожит. Дрожит от силы, что я вливаю в него, от собирающейся во мне, текучей и первородной. Мое преимущество — в танце, в огне, сокрытом внутри.

Как бы глубоко он ни был заперт, для Даармархского я никогда не стану обычной наложницей. Звериное естество иртхана тянется ко мне точно так же, как и моя драконица к нему.

Это его слабость и моя сила.

Мешок лежал у подножия скалы: там, где я его и оставила. Подхватила, закинула на плечо и зашагала к берегу. Деревья расступились, открывая мне Даармархского во всей красе, но я не остановилась. Подошла ближе к воде, сбросила туфельки и принялась раздеваться. Ставшая свободной туника скользнула по плечам, когда я стянула ее через голову. Спустя мгновение к ней присоединились шаровары.

— Красивый танец, — хриплый голос за спиной прокатился по телу дрожью. — Мне понравилось.

Обернулась через плечо, чтобы встретить его взгляд: ласкающий, жаркий, текущий по коже жидким пламенем. С трудом справилась с желанием обхватить себя руками, дернула поясок, и волосы окутали тело.

— Я танцевала не для вас.