– Ты уверен, что дело не в гонораре?
– Уверен. – Он серьезно посмотрел на меня.
– Тогда я, пожалуй, пересяду.
– Мест в аэробасе нет. Свободных.
– Какая жалость!
– Слушай, ты чего так завелась? – Рихт коснулся панели управления, и спинка слегка откинулась назад. Так он мог смотреть на меня, не сворачивая шею.
– Потому что.
– Идеальный женский ответ.
– Потому что твой Даармархский урод, каких мало.
– А Теарин идеал.
– Не идеал. Она выживала, как умела.
– Он тоже, – хмыкнул Рихт. – Ты же прочитала сценарий?
– Прочитала.
Родителей Даармархского убили, когда ему было двенадцать. В Аринте и во всем Даармархе назревал передел власти. Заговорщики упирали на то, что дожидаться, пока наследник рода войдет в полную силу, нельзя. В итоге совсем мальчишка перед лицом всех родовитых иртханов призвал драконов и стал первым в истории правителем в таком возрасте. Он сам определил круг советников, которым доверял, превратил бывший дворец в дом памяти и скорби по погибшим родным и велел построить замок над городом, в который, собственно, и привез Теарин. Как по мне, так это его нисколечко не оправдывало, если не сказать больше. В свое время они с сестрой оказались на грани выживания, в точности такой же ситуации, как Теарин и Сарр.
– Тогда ты все понимаешь.
– Не все. Например, я решительно не понимаю, с какой радости он издевался над беззащитной женщиной и нацепил таэрран на ее брата.
Таэрран, кстати, оказалась первым расхождением. В сценарии ее не было вообще, и когда я это читала, вспомнила, что на шее мне тоже ничего не рисовали. Вчера. В киноверсии это называлось коротко и ясно: лишить магии. Спецэффекты, пуф-шуф и магия заперта, но ни словечка о таэрран.
– Ладно, если отбросить вопрос о ее беспомощности… ты правда считаешь, что он мог простить ей побег и своеволие перед всеми своими воинами? В мире, где постоянно приходилось отстаивать свое право на власть.
– Ага. А на берегу он не мог простить ей свою хотелку? И в спальне тоже?
Рихт улыбнулся:
– Танни, мы не всегда можем сдержать страсть к желанной женщине. Особенно если речь идет о мужчине, который не привык к отказам.
– Серьезно? То есть стоит заломить ей руки и ткнуть носом в…
– Теарин руки никто не заламывал. Она тоже его хотела.
– Не она. Ее зверюга.
– Тем не менее.
– Ладно. – Я вскинула руки. – Сдаюсь перед лицом непреложной истины «самец всегда прав». Присваиваю Даармархскому почетное звание и медальку «Пиписька неудержимая» с соответствующим символом. И погоны на…
Рихт закрыл мне рот рукой.
– Прежде чем ты окончательно разрушишь свой женственный образ…
Я легонько цапнула его за руку, и он дернулся. От неожиданности, из-за чего я его еще и лизнула. Совершенно случайно.
– Этого до сих пор не произошло?
Глаза Рихта потемнели:
– Знаешь, Танни…
– Что?
– Если ты еще раз сделаешь так, не уверен, что не заработаю орден Даармархского.
– Медальку.
– Что? – немного хрипло переспросил он.
– Медальку, – повторила я, глядя ему в глаза.
Поскольку на сей раз он смотрел на мои губы, пауза несколько затянулась. Точнее, мне показалось, что она несколько затянулась, и я отвернулась к окну. Правда, тут же повернулась снова, потому что у меня волосы на затылке зашевелились, а вместо позвоночника возник раскаленный стержень, от которого по всему телу рассыпались огненные искры.
Оборачиваться не торопилась. Хотя бы потому, что я знала, кого там увижу, и если честно, это не радовало. Вот совсем. В записях Ильеррской говорилось о какой-то привязке, и мне бы очень не хотелось думать, что у меня вот это вот, только в начальной стадии. Потому как иначе объяснить эти искры и подпрыгивающее до подбородка сердце при его приближении я не могла.
– Что?! – Все-таки обернулась, встречая огненный прищур. – Мне нужно упасть тебе на руки при выходе из аэробаса? Или под ноги? Куда-нибудь еще?
Гроу приподнял бровь.
– Фантазии у тебя занимательные, Зажигалка, но вообще-то я по поводу фотосессии. После нее у тебя будет три часа, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок, а потом у нас с тобой ужин на высшей точке Ортахарны.
Свою отвисшую (теперь уже натурально) челюсть я ловила на уровне груди.
С тем же успехом он мог вбить мне в макушку табличку: «Занято», и главное – сделать это надо было вот обязательно при Рихте!
– Как скажешь, – заявила я. – Контракт обязывает.
И снова отвернулась. Мне искренне хотелось насыпать ему льда в штаны, а заодно и себе, чтобы не самовозгораться всякий раз, когда он ко мне приближается. И откуда это пакостное чувство, что сделано это было совсем не ради общей информации, а для того, чтобы приложить Рихта? С какой радости? Мы, между прочим, условий контракта не нарушаем, вместе нигде не появляемся, а общаться я могу с кем угодно, когда хочу и сколько хочу.
И буду!
Мало того что он мне устроил показательный вынос, так еще и…
Ужин!
Просто джек-пот, после которого Леона лично приедет на съемки и отвинтит мне голову. Так и представляю себе ее слова: «Ты ею все равно не пользуешься».
Ладно, Танни. Вдохнули.
Выдохнули.
Впереди еще съемочный день и сцена номер семнадцать…