Танцующая на гребне волны

– Да. Ава говорила мне, что он посоветовал ей учиться на акушерку. Как будто ему было такое предначертание – жениться на акушерке.

Холодок у меня на сердце распространился теперь по всему телу, вызвав дрожь в каждой клеточке в это жаркое июльское утро.

– Но это попросту невозможно! – вырвалось у меня. Причем таким тоном, каким я одергивала подросших детей, если они увлеклись играми и забыли сделать уроки. Это всегда приводило их в трепет и заставляло одуматься. Но в реальной жизни такое было исключено.

– Разве? – спросила Мими. И я снова почувствовала себя ребенком, который спрашивает, куда деваются души, когда умирает тело.

Я взяла Мими под руку и повела дальше. Шаг ее был нетверд, и я теснее прижала к себе ее руку.

– Не волнуйся, это недалеко. Если попадется скамейка, ты сможешь посидеть и отдохнуть.

– Если тебе хочется посидеть, так и скажи, – фыркнула Мими. – Если хочешь знать, я могла бы пробежать марафон. – И она с усилием зашаркала вперед, дабы подтвердить такую возможность.

– Ну разумеется. Если остальные участники улитки и черепахи, – пробормотала я, снова беря ее под руку, и повела к месту, где я была только раз, но запомнила свое посещение так, словно это было вчера. Трудно забыть могилу сразу четырех членов семьи, даже если умершие вам незнакомы.

Мы шли по извивающейся тропинке, пока не вышли на поляну с четырьмя простыми белыми плитами. Рядом с ними стоял мужчина в бейсболке. В руках у него была зеленая пластиковая лейка, дальше виднелся красный фургончик, и в нем еще две такие же лейки, но красные.

– Доброе утро, мэм. – Он приподнял бейсболку и улыбнулся. На мгновение я онемела. Я смотрела на него, раскрыв рот.

– Доброе утро, молодой человек, – сказала Мими. – Вы… Вы Джимми. Джимми Скотт. Верно? – Он продолжал улыбаться, но глаза его, когда он увидел нас, широко раскрылись.

– Я Глория Уэллен, – представилась я, ожидая, что он сейчас неким образом даст мне понять, что тоже узнал меня. Но он продолжал только пристально смотреть на меня. – А это моя мать, Шарлен Зинн. Вы учились в школе с моим сыном Джошуа. Давно. Мы переехали летом, после того как он окончил девятый класс. И вы встречали мою дочь, Аву Фразье.

Он снял бейсболку и отер рукавом лоб.

– Я помню Джошуа. Он был очень добр ко мне. И Ава тоже. Она хочет, чтобы я помог ей устроить огород с травами и кирпичными дорожками. Она не может сейчас ничего поднимать, ожидая ребенка, поэтому нанимает меня.

Я улыбнулась:

– Она говорит, что вы самый лучший ландшафтный дизайнер в округе. Пари держу, что это у вас от матери.

Его улыбка померкла.

– Вы знали мою маму?..

Я чуть шевельнула рукой, в которой держала букет гладиолусов.

– Немного. Мы познакомились, когда Джошуа сломал руку, а она в тот день была дежурной медсестрой. Она очень хорошо к нему отнеслась, сказала, что у нее большой опыт с такими детьми, так что хорошо, что мы попали именно к ней. Тогда-то мы и узнали, что наши мальчики оба в классе мистера Мортона. Однажды она показала мне свой сад… Никогда раньше я не видела ничего подобного…

– Я помню, – ответил Джимми. – Вы приходили. Но я не запомнил, что это были именно вы.

Я улыбнулась, вспомнив маленькую изящную женщину с тихим голосом и ласковыми карими глазами.

– Я встретилась с ней однажды, когда забирала из школы мальчиков, и пожаловалась, что у меня проблемы с глицинией, и она пригласила меня зайти посмотреть, как обстоят дела у нее.

– Папа не любил, когда к маме приходили гости. – Тон его был не враждебный и не извинительный, но слова как будто долго теснились у него в голове, прежде чем находили выход.

Я только кивнула в ответ, не желая вспоминать тираду, которую услышала лишь за попытку выразить восхищение садом его жены. Я протянула Джимми гладиолусы.

– Это ей, – сказала я. – Я всегда сожалела, что не могла сделать для нее большего. Что не попыталась с ней подружиться, хотя и думала, что ей нужен был друг.

Я улыбнулась, чувствуя, что готова вот-вот расплакаться, и почувствовала руку Мими у своего локтя.

– Она сказала мне нечто, что я помнила все эти годы. – Я закрыла глаза, ощущая на щеках влагу. – Она сказала, что быть матерью значит быть садовником, растящим человеческие души. Вы выхаживаете детей, заботясь, чтобы им было всегда достаточно света, вы питаете их, сажаете семена и собираете плоды. Она называла своих детей своими цветами. – Я сжала в руках гладиолусы и подошла к могиле Мэри Энн. Плита ее была вся в цветах. – Я хотела поблагодарить ее. Эти слова помогали мне в то самое время, когда быть матерью оказывалось труднее, чем я ожидала.

Отделив два цветка, я положила их на могилы двух маленьких девочек. И взглянула на Джимми, ожидая увидеть в его глазах возможный упрек, но увидела лишь благодарность.

– Мама любила гладиолусы, – сказал он. – Я знаю, моим сестрам они бы тоже понравились. – Он широко улыбнулся, став вдруг таким похожим на мать, что у меня опять сжалось сердце.

Мими, не дожидаясь, пока я что-то отвечу Джимми, заговорила с ним, как будто зная, что слова застряли у меня в горле.