Танцующая на волнах

Он добрался рукой до цели и замер, не решаясь пошевелиться. Елена, откинувшись на спинку стула, закрыла глаза и тихо застонала. Никогда прежде ему не приходилось встречаться с такими чувственными девушками. Он завелся, он захотел большего, и тогда она, открыв глаза, взглядом показала ему, чтобы он сел совсем рядом с ней. Их столик стоял в самом углу и был плохо освещен. Конечно, кто-то из посетителей мог заметить наслаждающуюся друг другом парочку, но этого, к счастью, не произошло. Спустя какое-то время Елена, чья рука умело ласкала его под столом, быстрыми и точными движениями застегнула «молнию» на его джинсах, поднялась со своего места и, оправив платье, направилась в дамскую комнату. Вероятно, столь свободное поведение девушки должно было навести на мысль, что точно так же она, даже став его женой, будет поступать и с другими мужчинами, но для Шехова Лена сразу же стала самым близким человеком. Он понял, что они просто созданы друг для друга, и после месяца знакомства, которое превратилось для Владимира в настоящее сексуальное пиршество, он сделал Елене предложение. Она приняла его с такой же легкостью, как впервые расстегнула «молнию» на его джинсах. Словно ей было все равно, за кого выходить замуж. И даже это не смутило его. Они говорили слова любви, но где-то очень глубоко, в подкорке, он понимал, что для его невесты эти слова – непременный атрибут сексуальных забав, не больше. И что такое на самом деле любовь, вероятно, так никто и не знает. Тогда зачем углубляться в суть слова, когда есть женщина, готовая доказать тебе свою нежность и желание отдаться по первому требованию, разве этого мало? И разве за словами мужчин о любви не стоит в первую очередь желание обладания женщиной? Разве не для того и выдуманы, наконец, эти слова?

После свадьбы молодые переехали в двухкомнатную квартиру Владимира, комната же в коммуналке, в которой жила Елена, была сдана квартирантам. Стоило только Лене появиться в квартире Шехова, как его быт наладился – каждая вещь нашла свое место, холодильник заполнился продуктами, на окнах появились занавески, а вместо жесткого холостяцкого дивана – просторная и удобная кровать. Лена все делала основательно, серьезно относилась ко всему, что касалось комфорта. Деньги тратила разумно, вела тетрадку расходов. Готовить она умела, но не любила. Однако на завтрак, обед и ужин всегда была сытная и простая еда, что Шехов особенно ценил в своей новой жизни.

– У меня есть один знакомый, который поможет тебе открыть свой банк, – сказала однажды Елена, даже не взглянув в его сторону. Она сосредоточенно взбивала яйца для омлета. Было раннее утро, в распахнутое окно врывался уличный шум, белый голубь, нахохлившись, царапал жестяной подоконник когтями, из-под пышного оперенья были видны розовые, словно воспаленные лапки. – Тебе омлет посыпать зеленым луком или нет?

– Посыпать.

– Только этот человек сначала должен встретиться с тобой, поговорить. Понятное дело, он уже навел о тебе справки, и ты ему даже понравился. Но живая беседа, разговор, согласись, дадут больше.

– Откуда ты его знаешь?

– А откуда мы все друг друга знаем? Кто-то кого-то с кем-то знакомит… Обычное дело.

Лена ради такого случая погладила ему белую сорочку, почистила костюм, навела глянец на новые ботинки, заставила мужа хорошенько помыться и побриться, достала из сумки красивую коробку с мужской туалетной водой и со словами: «Ты должен хорошо выглядеть» – поцеловала его в щеку. Так она готовила его к встрече с человеком, кто помог ему стать тем самым Шеховым, которого знает теперь вся деловая Москва. Человека этого звали Семен Львович Смушкин.

– Ты была его любовницей? – спросил Владимир ее на следующий день, уже после встречи с Семеном.

– Я твоя жена, тебе этого не достаточно? – ответила она уклончиво, и Шехов поклялся себе больше не задавать столь унизительных для них обоих вопросов.