Доррин, кажется, несколько оклемался. Бедненький. Если бы у арров могли случаться сердечные приступы, я уверена, он к концу нашего знакомства точно заработал бы парочку.
— Леди Антея, я рад, что с вами всё в порядке. Но скажите, зачем вам понадобилось изменять облик и ауру, если вы не хотели обманывать стражей? — Он резко обрывает себя, сообразив, что последняя фраза может быть расценена как обвинение во лжи. Я решаю игнорировать оскорбление.
— Принц Шарен знал меня как человека. Увидев клыкастую эль-ин, он бы просто не понял, кто перед ним.
Доррин тщательно сохраняет нейтральное выражение лица.
— Должен признать, ваша… «маскировка» более чем безукоризненна.
Ах, шок уже выветрился, теперь он пытается вытянуть ещё немного полезной информации. Однако я чувствую себя несколько виноватой за недавнюю выходку, поэтому решаю проигнорировать и это.
Небрежно дёргаю ушами.
— У людей какая-то странная реакция на эль-ин, даже не столько на внешний облик, сколько на повадки, манеру двигаться. Мы даже не красивы, мы
Выдавливаю из себя извиняющуюся улыбку:
— Хвала Ауте, арры, кажется, не подвержены этому коллективному умопомешательству!
После этого замечания лица дараев становятся подозрительно постными, кожа натягивается на скулах, как будто они пытаются скрыть что-то. Аррек явно борется со смехом. Доррин… Ауте знает, о чём думает Доррин.
— Не подвержены. Разумеется.
Вопросительно смотрю на них, но развивать эту тему никто не собирается. Ур-ра. Меня, кажется, простили. Ради такого случая я готова даже простить Арреку его вечное «разумеется». Великий Хаос, этот дарай умудряется вкладывать в одно слово столько противоречивых значений, что даже мне не под силу в них разобраться.
Текущий кризис благополучно разрешён, я подхожу к балкону (Доррин как-то странно дёргается) и рассматриваю продолжающееся внизу торжество. Декорации изменились: теперь прямо подо мной раскинулась просторная площадка, по которой с недоступной простым смертным грацией скользят стремительные пары. Забавно, что арры, не терпящие никаких прикосновений, для танцев делают исключение. Некоторое время любуюсь дурманящей отточенностью движений. Красиво…
Кто-то берёт мои руки в свои — невероятная для дарая фамильярность. Резко разворачиваюсь, чтобы встретить смеющийся взгляд сияющих сталью глаз.
— Миледи, не окажете ли вы мне честь? — Склоняется в лёгком поклоне.
— Но я совершенно не знаю ваших танцев. — Параллельно, сен-образом, только для Аррека: —
Его ответ предназначен лишь для меня — скорее образ, чем мысль.
Извиняющаяся улыбка в сторону Доррина, и я позволяю увлечь себя вниз.
Щиты падают вокруг нас с лёгким шорохом, отсекая от всего вокруг. С некоторым удивлением понимаю, что защита Аррека блокирует всё, что только можно блокировать, — теперь я для внешних наблюдателей столь же непроницаема, как и старейшие из дараев. Можно позволить себе роскошь чувствовать всё, что угодно, и не задумываться, что кто-то об этом узнает. Я с благодарностью принимаю долгожданную передышку.
Интересно, с чего бы это? Аррек-то всё ещё рядом.
Даже слишком рядом.
Одна рука на моей спине, другая поддерживает украшенную золотистыми когтями кисть. Волосы разметались по плечам, свет в нескольких миллиметрах от безупречно гладкой кожи распадается тысячью радуг.
Музыка обрушивается как ураган, как стихийное бедствие, от которого уже не скрыться, — яркая, лишённая границ музыка, полная чужеродного очарования. Аррек увлекает меня в поток гармонии и изменчивости, имя которому танец. Тело само подстраивается под его движения, безошибочно ловя ритм, подчиняясь биению чужого пульса, темпу чужого дыхания, чужих чувств.