Он открыл глаза и вдруг заметил это – под футоном из термопены в тусклом свете белел сложенный лист бумаги. Когда он присел, чтобы вытащить послание, кожа его пронзительно заскрипела. На полу под вентиляционным каналом он заметил тонкий налет пыли.
Кто-то был в его комнате. Пролез сквозь вентиляционное отверстие, спустился вниз и оставил эту бумагу под футоном. Зачем? Кто?
Он развернул сложенный вчетверо лист шириной чуть больше фута. Плотный пергамент в форме квадрата с простыми рисунками арашиторы. Сверху лежала прозрачная рисовая бумага с чертежом хитрой штуковины, аккуратно закрепленной на теле грозового тигра.
В углу была приписка. Всего пять слов. Пять слов, которые заставили его сердце так бешено забиться, что оно грозило сломать ребра и вырваться из груди.
Масару застонал и пришел в себя. Перед глазами у него все еще мелькали расплывчатые образы, как бывает, когда слишком долго смотришь на солнце. Разворачивались картины полей, усеянных костями животных – ребра, черепа, пустые глазницы, поросшие миля за милей кроваво-красным лотосом. Он освещал себе путь в темноте мигающим светом факела. Вдруг он уронил факел и увидел, как все вокруг загорается. Вдыхая дым легкими, прислушиваясь к пронзительным крикам в ночи, он наконец понял, что кричит он сам.
Он сел на камне и дрожащими руками тер глаза, стараясь поскорее избавиться от сновидения. В клетке воняло застарелым потом, дерьмом, рвотой. Кожа была серого цвета, жирной и грязной. Но впервые за долгое время он вдруг почувствовал себя очистившимся. Лотос выветрился из крови, исчезли его пепельные струи, змейками проникающие в череп. Освобожденный, он готов был подняться в небо.
– Масару-сама?
Голос звучал из темноты коридора. Он что, все еще спит?
– Масару-сама, – снова послышался женский голос, сдавленный, торопливый.
– Юкико?
– Друг.
В темноте он разглядел глаза, тонкую полоску тела между складками темного капюшона, кожа окрашена черным. На поясе можно различить серп кусаригамы[17]
, на спине – кажется, меч цуруги – прямой клинок и квадратный щиток рукояти. Владение таким оружием заканчивалось смертным приговором для простого обывателя.– Ты не самурай. Кто ты?
– Я уже сказала. Друг.
– У моих друзей нет мечей.
– Так, может, им следует подумать и обзавестись ими.
– Чего ты хочешь? – Он потер глаза, моргнув в темноте.
– Чтобы ты был готов.
Она просунула между прутьями решетки пакет, завернутый в мешковину и перевязанный шпагатом.
– Готов к чему?
– К свободе.
Головную боль, видимо, наслала на него сама Богиня Идзанаги. Йоритомо-но-мия закрыл глаза и попытался расслабиться под скользящими по коже руками. Ловкие пальцы с силой массировали плечи, где узлом свернулась тревога, напрягая мышцы шеи. Руки нежно коснулись скул и подбородка, крепко обхватили их и резко повернули голову вправо. В ушах громко треснуло, как трещали прошлой зимой дрова в очаге. Сильное напряжение в основании черепа исчезло. Сдавленные вены милосердно расслабились, заполняя голову эндорфинами.
Сёгун глубоко вздохнул и поплыл на волнах нежных звуков сямисэна подальше от забот. Гейша, стоявшая на коленях за его плечами, легко встала ему на спину и начала шагать вверх и вниз вдоль позвоночника маленькими уверенными ступнями. Позвонки слегка потрескивали, когда она перемещалась по его ирэдзуми, маленькие ножки выталкивали воздух из легких, когда она вдавливала пальцы ног в болезненные точки.
Он услышал пение соловьиного пола, заскрипели деревянные доски, шевельнувшись на гвоздях, зашуршала, отодвигаясь в сторону, дверь из рисовой бумаги. Он нахмурился.
– Я же просил вас не беспокоить меня, Хидео-сан.
– Прошу прощения, великий господин, равный небесам, – ответил министр. Даже не глядя на него, Йоритомо мог сказать, что тот кланяется так низко, как только способна его старая спина.
– С вами хочет поговорить принцесса Аиша.
Вздох.
– Пусть зайдет.
Шарканье шагов, приглушенные голоса, стук гэта по доскам и запах жасминовых духов. Йоритомо чувствовал, как сестра смотрит на него. Он не обернулся к ней.
– Сэйи-тайсёгун, – ее голос повис в воздухе вместе с запахом дыма.
– Принцесса Аиша, – он вздрогнул, когда гейша ткнула пяткой в узел под лопаткой. – Хорошо, уйди пока, – махнул он рукой.
Девушка вздрогнула, сразу же соскочила с его спины и отошла на несколько шагов в сторону, сложив руки у подбородка. В глазах – страх. На запястье – синяк.
– Оставьте нас, – сказала Аиша, и музыка прекратилась, будто кто-то придушил ее.
Послышались звуки отодвигаемых инструментов и шорох бегущих ног, нарушившие тишину. Аиша сняла гэта и подошла к брату, ее шаги были едва слышны. Она опустилась на колени рядом с ним на циновки, и начала шлепать его по спине ладонями, вверх и вниз вдоль позвоночника. Воздух наполнился влажными звуками хлопков плоти о плоть. Йоритомо дернул головой и снова почувствовал, как щелкнула его шея.
– Ты расстроен, – сказала Аиша.
– Ты проницательна.
– Арашитора?
– Мне следовало убить его. И эту наглую суку Кицунэ.