Танцующая с лошадьми

– Водил их в ресторан, о котором я тебе говорила? С фокусником?

– Водил. Они были в восторге. Прости, хотел сказать, да забыл.

– Думаешь, захотят сходить туда еще разок?

– Почему нет? – Он сделал еще глоток воды. – Может, в следующую субботу. Почти уверен, мне их отдадут.

Наташа наблюдала за ним и взяла бутылку, когда он ее протянул. Она нечасто ночевала в квартире Конора. Никогда еще не видела она такого безликого дома. Если бы не фотографии сыновей, разбросанные игрушки и яркое постельное белье во второй спальне, его можно было бы принять за гостиничный номер. Жизнь Конора отличалась монашеским аскетизмом. У него была стиральная машина, но белье и одежду забирали в прачечную и возвращали чистыми и отутюженными, поскольку ему не нравилось, когда белье и одежда были разбросаны по дому. Он не готовил. Зачем, если в соседних ресторанах это делали лучше? Кухней не пользовались, и она сияла первозданной чистотой, но уборку почему-то делали дважды в неделю.

Как Наташа подозревала, в душе Конор был возмущен своей новой жизнью и его отказ пустить корни в служебной квартире означал, что он не собирается задерживаться в ней надолго. В коттедже в Кенте он немного расслаблялся. Когда он разжигал огонь, готовил барбекю или чинил полку, она видела, каким хорошим семьянином он, вероятно, когда-то был.

– Знаешь… мне следует держать язык за зубами, но, если дело Перси пройдет хорошо, Ричард, вероятно, захочет поговорить с тобой.

– О чем?

– Да ладно, будто сама не знаешь. – На его лице появилась легкая улыбка.

– Предложит стать партнером?

– Тебя это удивляет? В последнее время ты приносишь фирме доход, а дело Перси повышает нашу репутацию. Знаю, его смущало, что ты по преимуществу занимаешься семейным правом, но сам удивился, как быстро такие дела окупаются. Что у тебя на следующей неделе?

Она попыталась сосредоточиться, мысли вдруг разбежались.

– Очередная встреча с Харрингтоном по поводу дела Перси. Похищение ребенка. Да еще молодой человек, который хочет получить статус беженца, – проблема с установлением возраста. Тоже клиент Рави. – Наташа вспомнила, что не проверила свой телефон утром, и полезла за ним в сумочку. – Приезжает без документов, говорит, что ему пятнадцать. Местные власти утверждают, что это не так. Он подпадал под параграф семнадцать: властям пришлось бы оплачивать его опеку. Если им удастся доказать, что он старше, его передадут в Национальную службу поддержки политических беженцев. Как всегда, вопрос о расходах.

– Выиграешь?

– Будет трудно. Бремя доказательства, что он ребенок, лежит на нас. Моя единственная надежда – процессуальная. Он не подвергался предварительной проверке, когда встал вопрос о его возрасте. Я их на этом подловлю.

Документы на парня были составлены кое-как, и такие дела стало выигрывать все труднее: власти оказывали давление, а это означало, что все чаще ребенка либо признавали взрослым, либо просто отсылали в страну, из которой он бежал.

– Ты, похоже, не уверена. Насчет его возраста.

– Не знаю, что и сказать. То есть он не бреется и все такое, но может и врать. Они все нынче утверждают, что им пятнадцать.

– Цинично, Дока, да? Ты не такая.

– Это правда. Дети стали такие жестокие. – Она почувствовала на себе его взгляд.

– Ты так никому ничего не рассказала об этом иранском пареньке? – (Она удивленно на него посмотрела.) – Ну, о том, который все не давал тебе покоя. Мистер Расстояние. Который не пришел, откуда сказал. Или направился не туда, куда было нужно.

– Али Ахмади? Нет.

– Даже социальному работнику?

– Что я могла бы ему сказать? – Она скрестила руки на груди. – Какой от этого прок?

– И правильно. Могла бы себе навредить. Судить людей не твоя работа. Твоя работа – как можно лучше представлять их в суде, используя информацию, которую тебе предоставили. – Он взглянул на нее, очевидно догадавшись, что говорит покровительственным тоном. – Просто мне казалось, ты слишком переживала из-за него. Ну не мог парень пройти такое расстояние. Он не хотел обмануть тебя лично.

– Знаю.

Она и вправду восприняла это как личную обиду. Не выносила, когда ей врут. Поэтому до сих пор чувствовала свою вину перед Маком.

– Ты не могла знать, что он сделает.

– Не могла. Ты прав. Но теперь я смотрю на них другими глазами. Читаю резюме и ищу неувязки.

– В твои обязанности не входит давать юридическую оценку их рассказам.

– Наверное. Но это не отменяет того факта, что парень этот сейчас по дороге в Суд короны. И в этом есть часть моей вины.

– Ты слишком строга к себе. – Конор покачал головой. – Не учитываешь человеческую природу. Бог мой, если бы я так близко принимал к сердцу судьбы людей, которых представляю, мне вообще было бы не место в профессии.

Она отвинтила пробку на бутылке с водой и отпила.

– В большинстве случаев я могу убедить себя, что занимаюсь полезным делом. Что нахожусь в положительном спектре правосудия. Не то чтобы я считала твой спектр хуже, но ты никогда не ждал от работы того же, что и я.

– То есть денег.