Танцующая в неволе (СИ)

Эльвира Вениаминовна неожиданно очень мне обрадовалась. Как вскоре выяснилось, дети совсем не балуют её своим вниманием, и женщина отчаянно страдает в одиночестве. Второго мужа она похоронила уже пять лет назад, и теперь единственным развлечением стали книги, в основном французская литература. А горячо любимые всеми женщинами любовные сериалы Эльвира Вениаминовна презирает, считая, что они извращают истинную картину мира. Ну, ей наверняка виднее, я-то эту муть сроду не видел.

Мы расположились в просторной гостиной, где хозяйка гостеприимно предложила побаловаться чайком с вишнёвым вареньем. Когда я в последний раз ел вишнёвое варенье? Наверное, в детстве. Тогда ещё бабуля была жива. Она-то и баловала нас вареньем, компотами и другими необходимыми закрутками, без которых не должна обходиться ни одна нормальная семья. Но у моей маман совершенно иные критерии нормальности и варенья в эти нормы точно не вписываются.

– Вы сами варенье делаете? – поинтересовался я и тут же пожалел, что спросил. Женщина смущённо улыбнулась, разводя руками, и ответила:

– Нет, Женечка, это моя помощница по хозяйству закрывала. Она очень вкусно готовит, и варенье у неё потрясающее. Вы пробуйте, пожалуйста. – И я, само собой, решил не слишком скромничать.

Пока чаёвничал, внимательно разглядывал просторную комнату. Квартира впечатляла размерами, и ремонт внутри был очень даже приличный. Почему же родной внучке не нашлось здесь места? Может, они с матерью сами не захотели здесь жить, учитывая отношение… да той же Надежды? Блондинка – та ещё змея гремучая.

Начинать разговор с расспросов о Диане я не рискнул, не хотел сразу отпугивать женщину. Но настороженной она не выглядела и принялась рассказывать мне о своих гениальных внуках. При других обстоятельствах я бы уснул, но послушать об этом семействе было как раз в тему. Одинокая женщина, вероятно, в кои-то веки нашла свободные уши, а я словоохотливого «языка». Когда мы добрались до альбома с фотографиями, я уже мысленно потирал руки.

Заметив фото совсем ещё юной Дианиной мамы, я поинтересовался о ней. Эльвира Вениаминовна очень грустно улыбнулась и бережно провела пальцами по контуру лица на фотографии.

– Это Леночка, моя младшая дочка. Скоро будет уже шестнадцать лет, как она умерла.

– Простите, Вам, наверное, тяжело говорить о ней, – проявил я должную деликатность, от всей души надеясь хоть что-нибудь выведать у убитой горем матери.

– Очень тяжело и абсолютно не с кем. А я бы очень хотела о ней поговорить.

– Очень красивая девушка и похожа на Вас, – осторожно заметил я, стараясь не спугнуть момент откровения.

– Правда? – неожиданно просияла Эльвира Вениаминовна. – Знаете, Женя, в молодости я тоже была очень красивой, но Леночка была лучше. Она была лучше всех, кого я знала, а я… Простите, Женечка, Вы не торопитесь? – женщина вскинула на меня блестящий от непролитых слёз взгляд.

– Мне следует уйти? – я очень боялся, что окунувшись в тяжелые воспоминания, она захочет побыть одна.

– Нет-нет, что Вы, Женечка, я просто знаю, что молодёжи совсем неинтересно слушать ностальгические воспоминания сентиментальных старух.

– Ну, какая же вы старуха? Вы бы дали фору многим подругам моей матушки. – Бля, вот про матушку я ни к чему загнул, так недолго и добраться до её личности. Но, к счастью, Эльвира Вениаминовна оставалась прежде всего женщиной и для себя уловила главное – она не старуха.

– Спасибо, Женечка, Вы такой приятный молодой человек. И, если Вас не затруднит, называйте меня Эльвирой. Меня так мои внуки называют, и я уже привыкла.

В её просьбе не было неуместного кокетства, и я с лёгкостью согласился, не забыв подарить женщине свою фирменную улыбку.

– Договорились, Эльвира.

Она немного пролистала альбом и привлекла моё внимание к другим фотографиям её младшей дочери. На всех Елена Кузнецова выглядела нежной, улыбчивой феечкой, о чём я не преминул сказать.                  

– Это правда, моя Леночка была настоящим ангелом. Думаю, ангелом она и осталась.

– А почему она умерла так рано?

– Знаете, Женечка, ангелам очень трудно жить на земле, их убивает людская жестокость. Я была для Леночки очень плохой матерью. Это я погубила мою девочку, – голос Эльвиры стал жёстким. – На мне, Женя, огромный грех. Раньше я никогда не посещала церковь, а недавно исповедалась, но легче мне не стало. Я боюсь, что даже когда меня не станет, я не смогу встретить свою дочку, чтобы попросить у неё прощения. Мне не место там, где обитают такие чистые души… 

И Эльвира начала свою долгую исповедь.