Танцующие в темноте

У нас с Джорджем моментально установились хорошие отношения. Позже я получила повышение и стала называться «агент, ведущий переговоры». Это я-то! Теперь Джордж подумывал о том, чтобы открыть филиал в Вултоне, районе ливерпульского среднего класса, и я твердо намеревалась стать там управляющим, почему, собственно, и писала сейчас отчет. Я объездила Вултон вдоль и поперек, подмечая роскошные особняки, дороги, соединяющие дома с общей оградкой, простенькие коттеджи с террасами, которые можно было запросто разрекламировать и продать с сумасшедшей прибылью. Я обратила внимание, с какими промежутками в город ходили автобусы, составила список всех школ, супермаркетов… Отчет должен был помочь Джорджу принять решение и продемонстрировать, что я вполне прилично могу справляться с работой.

Именно с помощью «Сток Мастертон» я нашла квартиру. Строительная контора, которой принадлежало здание, разорилась, и квартиры продавались за бесценок — несправедливо по отношению к тем, кто приобрел их раньше и кому они обошлись в небольшое состояние, но банк хотел вернуть свои деньги как можно быстрее и не намеревался ждать.

— Я неплохо устроилась для женщины, которой нет еще и тридцати, — мурлыкала я себе под нос. — У меня есть собственная квартира, перспективная работа и машина. Я зарабатываю в два раза больше Гэри.

Да, мои успехи впечатляли.

И все-таки я не чувствовала себя счастливой.

Я облокотилась о железный поручень и положила подбородок на скрещенные руки. Где-то глубоко внутри себя я ощущала мертвую пустоту, и иногда меня одолевали мрачные предчувствия, что счастья мне не видать никогда. Временами я чувствовала себя конькобежцем, бегущим по тонкому льду. Лед трещал и крошился, и я знала, что рано или поздно я провалюсь в темную ледяную воду. Я встряхнулась. Утро было слишком хорошим для таких мрачных мыслей.

Я совсем забыла о Джеймсе. Он появился на балконе, заправляя в джинсы черную рубашку. Даже в повседневной одежде он умудрялся выглядеть свежим, наглаженным, опрятным. Я отвернулась, когда он принялся застегивать пряжку широкого кожаного пояса.

Он нахмурился.

— Что-то не так?

— Нет. С чего ты взял?

— Тебя всю передернуло. Ты что, разлюбила меня?

— Не говори глупостей! — рассмеялась я.

Джеймс уселся на второй стул. Я подобрала босые ноги, положила ступни ему между колен и пошевелила пальцами.

— Господи! — выдохнул он.

— Веди себя прилично. Люди догадаются, что я делаю.

— А может, проделаешь это внутри, где никто не увидит?

— Через минутку. Я хочу принять душ.

Он облизнул губы.

— Я пойду с тобой.

— Ты только что оделся!

— Могу и раздеться, и, черт меня побери, много времени мне не понадобится. — Он вопросительно взглянул на меня. — Значит ли это, что я прощен?

— За что? — Я упорно делала вид, что ничего не произошло.

— За то, что сделал тебе предложение. Я забыл, что вы, современные женщины, относитесь к предложению выйти замуж как к оскорблению. — Он взял мои ступни в свои руки. Я почувствовала, какие эти руки большие, теплые, уютные. — Есть второй вариант — я готов переехать к тебе.

Я попыталась освободить свои ноги, но он держал их крепко.

— Квартира слишком мала, — пробормотала я. — И спальня всего одна.

— Мне бы и в голову не пришло претендовать на вторую, даже если бы их было две.

Нет!Яслишком ценила свободу и независимость. И вовсе не хотела, чтобы кто-либо предлагал мне отправиться спать или интересовался, почему это я так поздно пришла домой и на самом ли деле я хотела, чтобы гостиная была выкрашена в такие темно-розовые тона? Мне хотелось начать день снова и не дать ему сделать мне предложение. Меня вполне устраивало нынешнее положение вещей.

Джеймс осторожно опустил мои ноги на пол.

— У нас с тобой может получиться.

— Ты сам изменил правила, — сказала я.

Он вздохнул.

— Я знаю, но это не правила изменились, это я стал другим. Думаю, я полюбил вас, Милли Камерон. Собственно, я уверен в этом. — Он попытался заглянуть мне в глаза. — Я правильно понимаю, что это чувство не является взаимным?

Я закусила губу и кивнула. Джеймс отвернулся, и я увидела его прекрасный профиль: прямой нос, широкий рот, густые светлые ресницы. Его роскошная пшеничная челка ниспадала на широкий загорелый лоб. По нему нельзя было сказать, что мой отказ для него — конец света. Если верить его матери, которая не уставала напоминать об этом, до меня у него был целый легион девушек. В скольких он влюблялся? Если подумать, то ведь я и не знала его толком. Мы действительно много разговаривали, но ничего такого серьезного; речь редко заходила о чем-нибудь еще кроме фильмов, спектаклей, общих знакомых и одежды. Ах да, еще футбола. Я всегда чувствовала, что он человек ограниченный и поверхностный, всегда стремится в точности выполнять распоряжения своего отца, хотя ему самому уже исполнилось двадцать девять. На меня снова нахлынуло раздражение из-за того, что он все испортил: я не собиралась его бросать. Делать ему больно я тоже не хотела, но нельзя же ожидать, что я полюблю его только потому, что он вдруг решил, что любит меня.