Танцующий с пираньями

Набравшись сил, и прогоняя белые круги из поля зрения, Уваров сплавал к месту своего пробуждения. Здесь он бился недавно в агонии, словно извращенец, пристегнутый наручником к койке, здесь же должна валяться труба. Прошла целая вечность слепого кружения, ощупывания и вздрагивания в темноте, но в конце этой вечности, Сергей держал трубу в руках и искал щель между стеной и кожухом. Труба не влезала в щель, образовавшуюся между стеной и кожухом, в том месте, где гайка наполовину открутилась. Нужно было скрутить ее полностью, но пальцы не смогли бы удержать даже иголку, так замерзли. Уваров обхватил шпильку рукой и уперся носом в образовавшийся кулак. Он вдохнул два раза, потом выплюнул загубник и постарался взять шпильку в рот. Не рассчитав, он чиркнул зубом по ржавой резьбе и разодрал себе десну и нёбо. Вкус ржавчины и крови расстелился на языке, но отступать он не собирался, кто знает, когда пираньи снова вспомнят о его существовании.

«Ни разу не приходилось делать минет ржавой железяке», – подумал Сергей и еще раз ободрал нёбо.

Шпилька была довольно длинная, но каким-то чудом Уваров ухватил гайку зубами и медленно крутанул головой. Гайка поддалась. Край шпильки ободрал горло, но Сергей продолжал перехватывать гайку и отворачивать ее. Ему казалось, что зубы обкрашиваются, каждый раз, когда сжимаются на металле, и что во рту теперь сплошное кровавое месиво, но он игнорировал эти мысли. Когда заканчивался запас воздуха в легких, Уваров отстранялся от шпильки, жадно хватал загубник, и делал несколько быстрых вдохов, после чего вновь «заглатывал» шпильку и крутил головой. Иногда он проворачивался всем телом, напоминая одинокую лопасть вентилятора.

«Сколько еще осталось воздуха? Где сейчас пираньи? Может они кружатся совсем рядом, пробуждая в себе утерянный аппетит?».

Гайка соскочила со шпильки, и Сергей ее чуть не проглотил. Соленые ручейки растеклись по языку, кисловатая гайка выпала у него изо рта и уплыла в темноту. Отогнув кожух, Уваров просунул в щель трубу и начал яростно ей орудовать. С треском лопался прорезиненный пластик, и вот уже вверх умчались облака воздушных пузырей. Через несколько минут, из проломленного отверстия извергался настоящий шквал воздуха, образующего клубящиеся белые взрывы. Уваров с трудом выбрался из этого потока, беспомощно загребая ногами без ласт.

Когда вода залила нижнюю часть камеры, поглотив электродвигатели и редуктор, Сергей протиснулся в проломленное в кожухе отверстие, и поплыл на встречу слабым лучикам света, пробивающимся сверху.

Уваров вынырнул, увидев бледный солнечный свет, впервые с тех пор, как его оставили подыхать под водой. Какой-то размеренный гул заполнял все вокруг.

Сначала Сергей подумал, что Макс все-таки не вырубил автомат на основном щите. Приглядевшись, он не смог сдержать крик, увидев перед собой… распухшее посиневшее тело Макса. Оно «сидело» у стены на бетонной площадке. При жизни Макс обхватил себя за плечи, в тщетной попытке отгородиться от летающих насекомых. Огромные шершни кружили всюду, куда только устремлялся взгляд. В углу лежало их гнездо, и размером оно было чуть ли не с ведро.

«Скорее всего оно попало сюда с чьей-то помощью" Но кому это было нужно? Зачем?».

Сергей осторожно выбрался на бетонную площадку, выплюнул загубник и вдохнул полной грудью. Не сумев закончить вдох, он закашлялся, и чуть было не блеванул. После воздуха из баллона, пропущенного через молекулярный фильтр, этот был настолько отвратителен, что казался густым, как кисель. Запах гниения был повсюду, недаром негритянка Сэй, жаловалась на дохлых крыс под полом, если бы не мощная система вентиляции, Макса бы уже давно обнаружили.

«Так значит, Макс забрался сюда, собираясь, наверное, починить электромотор. Это был бы его очередной сюрприз. Барометр сумел вызвать у меня чувство ревности, но теперь-то ясно, что Макс не «снюхался» с Таней, никуда не сбежал, просто вновь старался сделать все сразу».

Чистильщик бассейна, для Уварова просто Макс, три дня назад уехал за новыми фильтрами, и, несмотря на свою исполнительность, в тот день не вернулся. Никто не придал этому значения, поскольку Макс все время твердил о своей больной матушке, о том, что выкроит свободную недельку и обязательно заедет к ней с гостинцами. Вот все и были в полной уверенности, что он гостит у мамы. Все это время, Макс сидел в технической камере, распухший от укусов шершней, источая ужасную вонь, и обхватив себя руками в последние минуты жизни.

Сергей оперся на правую руку, и она тут же подогнулась, как резиновый шланг. Лениво летящий шершень ударил Уварова в грудь и, упав на спину, начал дрыгать лапками. Сергей взглянул на свою руку, и ее вид не добавил оптимизма. Посиневшая и обескровленная, она напоминала культю какой-то жертвы изощренных пыток. На запястье в местах укуса пираний, проглядывали белые сухожилия и косточки, кожа под браслетом наручников взбугрилась и полопалась.

«Отличный инвентарь для съемки фильма ужасов», – подбодрил себя шуткой Уваров, но, наверное, зарыдать сейчас было бы гораздо эффективнее.