Танцуют все

По моим расчетам получалось, что Тамара сегодня выходная, и по приходе домой я тут же набрала номер ее мобильника.

— Приехать сможешь? — без предисловий начала я.

— Зачем? — моментально оживилась приятельница. Все казино знало: месяц назад Томка выгнала последнего любовника и находится в поиске. Наша Тамара разборчива и привередлива, как принцесса на выданье. Но так же добра, умна и легка на подъем.

— Просила познакомить с подходящим кадром?

— Ну.

— Тогда приезжай. Отличный кадр в начальной стадии депрессии. Развлечешься.

— Симпатичный?

— Супер.

— Уже пошла.

Час спустя я смотрела, как хохотушка Тома искусно вытягивает Вахрушева из безнадежного уныния, и жалела, что так же легко не могу помочь Вике. Ласковое бормотание Сонечки — не панацея от предательства. Здесь нужен строгий постельный режим.

Наше застолье походило на обед в привокзальном ресторане в ожидании поезда. Восемь мобильников (два Понятовского) в ряд лежали на столе, и каждый раз при очередном звонке компания вздрагивала, замолкала и с надеждой смотрела на говорившего. Один за другим ребята сумрачно мотали головами, выводили губами: «Не то» — и побыстрее отделывались от собеседника.

— Ну почему она не звонит?! — наконец не выдержав, всхлипнула Вика. — Она хоть жива?!

Вопрос ухнул камнем в воду. И пошли круги, словно морские волны цунами опустошая окрестности и смывая все, кроме вопроса, устойчивого, как могильная плита.

— Она может прийти без звонка, ребята, — сказал Солецкий, поднялся из-за стола и дал команду: — Все по домам. Но связь держим.

Расходились ребята, как пограничники в ночной дозор, — с осознанием ответственности за страну. Нетрезвый Вахрушев высылался в наряд вместе с Томой. Думаю, не проспят.

Гоша помог мне убраться и захотел переночевать.

— Не сегодня, Гошенька, — ласково сказала я. — Алиса может прийти к тебе. За деньгами из посылки.

С таким замечанием спорить трудно, Понятовский покрутил на пальце ключи от автомобиля и уехал.

Квартира, полная призраков людей и «жучков», не лучшее место для тревожного ожидания. Я перебирала Алискины вещи, надеясь прикосновением к ним, экстрасенсорно, уловить исчезнувшую подругу. Или хотя бы понять, жива она?

Но бог не дал мне таких талантов. Вещи молчали. Молчал телефон. Никто не посылал сигналов.

…Мобильник ожил поздней ночью. В темноте, сквозь сон с тягучими кошмарами.

Нашарив рядом с подушкой трубку, я включила связь и на хриплое «алло» услышала окутанное треском:

— Это я.

— Алиса! — звонок казался продолжением ночного морока, и я прорвалась криком: — Ты где?!

— Прощай, Боткина, — прошелестела трубка.

— Алиса, все кончено!! — крикнула я.

— Я знаю, — прошептала Алиса, — все умерли… и он умрет…

— Алиса, Алиса! Кто умрет?!

— Прощай, Боткина. — Алиса не реагировала на вопросы. — Я зло. И я должна уйти. Тоже…

— Алиса! Алиса!!

— Прости… если б ты знала, как ему было больно… он так стонал… так корчился… А я устала. Прощай.

— Алиса!!!

— Я умираю…

Голос подруги утих вместе с разрядившимися батарейками ее телефона…

Очнулась я от собственного крика.

— А-а-а-а, — я трясла молчавший телефон и выла: — Где ты?! Где ты?!

Я металась по комнате, запускала руки в распущенные волосы, дергала их, словно заставляя голову думать.

«Где-где-где, — пульсом, в ритме сумасшествия стучало в висках, — где она?!»

— Гоша, — сказала я сама себе и, путаясь в кнопках, набрала знакомый номер. — Она позвонила.

— Когда?

— Только что! И она умирает!!

— От чего? — спокойно спросил Понятовский.

— Не знаю-у-у-у, — завыла я.

— Сейчас приеду, — ответил Игорь и дал отбой.

Пока любимый мчался по ночной Москве, я, перепутав носки, судорожно оделась, выскочила во двор, и только там поняла: ехать-то, собственно говоря, некуда.

«Он тоже умрет», — сказала Алиса.

— Кто? — Я стояла у двери подъезда и разговаривала сама с собой. — Кир? Нет. Он умер давно, и Алиса должна об этом знать… Как? Позвонила мультигномам… И вообще… с пробитым виском не плачут от боли… Тогда кто? Кто, черт побери, должен умереть?! И кому было так больно?! Приехавший Гоша внес предположение:

— Кира пытали при Алисе?

— Зачем? — отмахнулась я.

Мы сидели в темном салоне автомобиля и пытались не поддаться панике.

— Пытали кого-то другого? — спросил Гоша.

— А смысл? Если б Алиса увидела чужие мучения, на почту вместо твоей мамы пришли бы наемники Васина. Так что… истязания отметаем…

— А она точно сказала «ему»? Может быть, она застала мучения своей тети?

— Нет, — после секундного замешательства твердо ответила я. — Она сказала «ему». — И с размаху треснула кулаком о колено. — Ведь не от зубной боли… — и заткнулась. — Гоша… ты наскальную живопись помнишь?

Даже в темноте я увидела, как удивленно блеснули глаза Понятовского.

— Граффити, граффити, — пока он не решил, что Надя чокнулась, быстро поправилась: — Мультик на экране у лифта. Какой там был канал?

— Не помню, — признался Гоша.

— А я не уверена, — пробормотала я. — Едем к Димону. Это по дороге на вашу дачу.

Дала команду и пристегнулась к сиденью ремнями безопасности.