Танцы мертвых волков

— А что такого? Я в кино видел… Он наметил Юлю в жертвы, тут пришла Земельцева и почти надругалась над нею. Наш маньяк разозлился и убил ту, кто сломала его игрушки.

— Очень любопытная версия, — похвалил я. — За небольшим недостатком. Откуда он знал, что произошло между ними?

— Подглядел, — опрометчиво выпалил Семенов.

— А как? — не сдавался я. — У Юльки квартира на четвертом этаже, окна гостиной выходят во двор.

— Там дом напротив…

— Пусть так. А кто такая Земельцева он откуда узнал? Или же он понятия не имел, что именно она ведет это дело?

— Мог и не знать, — возразил Семенов. — Юля выбросила ее туфли с балкона. Земельцева стояла и ругалась. Он видел и проследил за ней. Легче легкого.

— А у брата Муроенко мы во сколько были?

— Примерно в это же время. Он физически не успел бы доехать. Значит, если на Земельцеву напал кто-то из Муроенко, то это не Игорь, а Олег, ведь с ним мы так и не увиделись.

— Юлька по телефону его не узнала?

— Нет… Сказала, голос незнакомый. Думаешь, темнит?

Я отрицательно покачал головой. В причастность Быстровой к этому преступлению не верилось. Слишком уж она была утонченной, здравомыслящей и в маниакальную историю никак не вписывалась. Но что-то в словах Семенова такое было.

В открытую дверь просочился Милованов со своим неизменным чемоданчиком. Поздоровавшись за руку, он тяжело вздохнул и начал клянчить сигарету.

— Ох, грехи наши тяжкие, — сокрушенно выдохнул он. — До чего докатились. Следователей мочат направо и налево, в собственных ваннах. Упокой, Боже, ее душу грешную, хотя и стервой она была порядочной…

— Чего там, Жор? — спросил я. — Я ж мельком только глянул.

— Да все то же самое. Утоплена, нос сломан. Гематомка прижизненная на затылке. Я там девочке этой новенькой все рассказал, можете квартирку обшмонать…

— Жор, ты чуть подробнее про гематомку и прочее…

— О, господи, — Жора закатил глаза. — В общем, долбанули вашей дамочке по голове, потом аккуратненько обмотали скотчем, затолкали в ванну. Там дама, по всей видимости, очухалась и попыталась вырваться, но ее сунули под воду. И все, конец истории.

— А нос чего сломан?

— Да пес его знает, что я тебе, святой дух? Может, упала на него, может, убивец наш ее пытал, может, когда сопротивлялась, ударилась.

— А следы? Есть что-нибудь?

— Есть, как не быть. Отпечатки ног, я уже все срезал и упаковал. Наследил наш маньяк на ковре. Но я бы сильно не рассчитывал на удачу. Подошвы не те, что на прошлых покойниках. Размер совпадает, а следы другие. Похоже, обувь он каждый раз меняет.

— А человек в обуви один ходит, или нет? — вмешался Семенов. Я вспомнил о нем и повернулся на голос.

— Давай на поквартирный обход.

— Сейчас. Так один человек или разные?

— Да нешто я знаю? — изумился Милованов. — Это я тебе только после экспертизы скажу, да и то не факт. Но размер ноги у него один и тот же, отсюда надежда, что это один и тот же человек. Подробности позже. Поеду я отчет писать, а вы там по квартире походите, — Милованов хихикнул. — Непростая дамочка эта Земельцева была, ох, непростая…

В мрачной квартире было сыро. В воздухе висел какой-то противный сладкий запах, ассоциировавшийся у меня со склепами. Покойница лежала на полу, наполовину упрятанная в пластиковый мешок. Около нее суетились медики, устало зевавшие, равнодушные к чужой смерти. Лицо Земельцевой было отрешенно-спокойным, как будто она уснула в собственной постели, а не была утоплена в ванне. Когда санитар поднял труп за шею, чтобы расправить мешок, изо рта Земельцевой потекла струйка воды. Я отвел взгляд от некрасивой мертвой маски, испытав что-то вроде отвращения смешанного с жалостью.

Пол был залит водой, частично подсохшей, образовавшей отдельные лужицы разной формы. В детстве я, получив свою тарелку супа, обожал соединять ложкой плавающие кругляши жира. В тарелке это получалось неплохо. Масляные круглые капли постепенно сливались в более крупные, захватывая монополию тарелки до тех пор, пока мать, улицезрев, чем занят ее сынуля, не отвешивала мне подзатыльник. Здесь же, на давно не крашенном полу, капли воды образовывали те же островки, пока кто-то не ступал на линолеум и не растаптывал их, заставляя растекаться и размазываться. Я вытянул ногу и соединил носком ботинка две лужицы, заставляя слиться в одну. Сидевшая на диване следователь, молоденькая девушка с остроносым личиком, посмотрела на меня с недоумением. Я ничего не сказал.

Телефон Земельцевой лежал на столе, и, судя по всему, прокурорская девочка его еще не осматривала, занимаясь переписью всего, что находилось в сумочке. Я даже ничуть не удивился, когда под номером "одиннадцать" в протоколе значились "трусы женские, хлопчатобумажные". Видимо, убегая из дома Юли, Земельцева не нашла времени натянуть их на свою тощую задницу. Трусы были дешевыми и довольно грязными, как будто их владелица не меняла их как минимум две недели. Девочка подцепила трусы ручкой и с отвращением затолкала в пакетик, стараясь не прикасаться руками.

— Можно? — спросил я, кивнув на телефон. Девочка кивнула.