Танцы минус (СИ)

Короче говоря, когда тот тип, обозленный моей эскападой с монетками до крайности, влетает в пространство между моим укрытием и стеной, я его встречаю тепло. Кухонные ножи плохо приспособлены для метания. Но на таком расстоянии да с моим многолетним опытом промахнуться нереально. Три ножа один за другим втыкаются по очереди ему в правое плечо, потом в левое, а после в бедро, чтобы наверняка. Он падает с воплем, и его пистолет отлетает в сторону. Слава богу. Приближаться к нему мне все-таки боязно. Я ведь не киллер. Да и от вида крови, если честно, меня мутит.

Встаю. Уверена, что Федька и Серега со своими противниками уже управились. И точно.

— Веревки нужны, — сипит Сергей, выкручивая руку прижатому к полу господину Росси.

— Ага, — поддакивает ему Федька, который занят тем, что прижимает к полу собственного «поверженного врага».

— Ксень! — вопит Серджо. — Веревок принеси, а!

Появляется Ксения и молча (все-таки потрясающая у Сереги жена!) удаляется в кладовку под лестницей. Возвращается оттуда с упаковкой крепкого серебристого скотча. Федор принимается вязать своего пленника по рукам и ногам. Заодно и рот ему заклеивает. Серега проделывает то же самое с Росси. Представляю, какой у итальянцев шок. Наверняка считали себя круче небес, тем более и по вооружению несомненное преимущество имелось — и вот. Лежат себе тихонечко и не жужжат. Кстати о «не жужжат». Мой-то как раз очень даже жужжит. Больно ему, подлюке.

— Ксень, а моему бы не скотча, а бинтику, — говорю я, и только тут на меня обращают внимание.

— Надежно ты его… упаковала, — заявляет Федор после того, как управляется со «своим» и приходит посмотреть на «моего».

Мрачно шучу:

— Мой сценический псевдоним — шеф Райбек. «На кухне я непобедима!»

Ржет.

— Ну да, конечно. И как я сразу-то не дотумкал…

Подходит Серега с аптечкой. Сначала присвистывает, потом принимается планомерно выдергивать из тела итальянского головореза ножи и бинтовать его раны. Итальянец вскрикивает, матерится по-своему, но лежит тихо. Понял, что не с теми связался.

Оглядываюсь.

— Слушайте, а где у нас Мария-Тереза?

Это смешно, но похоже, пока мы были заняты, девица просто сбежала… Торопливо осматриваем дом и сад — вдруг где-то спряталась? Нету. Молодец! Не растерялась.

— Никуда не денется, — ворчит Серджо. — Паспорт-то ее у меня остался. Вон, на буфете лежит. Дала мне его, чтобы я уверился в том, что она на самом деле Ванцетти, я почитал, да в сторону и отложил… Когда сматывалась, сумочку свою ухватила, а про него, видно, забыла. Дьявол! Теперь придется эту чертову девку искать. Без паспорта никуда она не улетит, а в этой вашей чудной Москве одной ей быстро конец настанет. Или на органы продадут, или в сексуальные рабыни.

Федька морщится.

— Ты палку-то, Серег, не перегибай. Тем более, что Машка уже — того-с, поняла про тебя все.

Повисает нехорошая пауза. Сергей меряет взглядом меня. Я его. Побеждает, как ни странно, дружба. Он усмехается, качает головой, а потом внезапно цапает меня за волосы на затылке, подтягивает поближе и совершенно дружеским тоном интересуется:

— Как поняла?

— Догадливая. И мне больно, если это тебе, конечно, интересно.

— Потерпишь.

— Сереж… — это встревоженная Ксения.

— Молчи, женщина. Не видишь, судьбу этого цыпленка клыкастого решаю.

Забавно. И этот туда же! Папа меня всегда так называет — цыпленок. Из-за золотисто-рыжих волос. Вот правда никогда клыкастым… Серега внимательно изучает меня и переходит к новым вопросам:

— Где с ножиками так управляться научилась?

— В детстве еще. Отец учил.

— А кто у нас отец?

Отвечаю честно:

— Клоун.

— Ну да! Конечно! В России все клоуны до одного — а их, понятно, до фига — дочерей буквально с рождения обучают метать ножики в вооруженных головорезов. Потому-то у нас и жизнь вся такая интересная. Если уж врешь, то ври как-нибудь поумней.

— Да не вру! Сейчас клоун. Пил он одно время сильно. После гибели матери… Руки дрожать стали. А до этого всю жизнь работал номер с ножами. Метал их в цель или втыкал вокруг ассистентки.

Ассистенткой всегда была моя мама. Но об этом рассказывать не хочу. Лишнее. И слишком дорогое, интимное для меня. Для нас с отцом все, что связано с мамой, вообще материя болезненная. Ее смерть подкосила нас обоих.

Серджо уже открывает рот, чтобы продолжить свои малоприятные для меня расспросы, но его прерывают самым грубым образом.

Сначала мы слышим визг. Следом за ним в комнате появляется командир Кондратьева полковник Приходченко собственной персоной. Визжит, правда, не он, а его пленница. Серега и Федор даже дух переводят — в вытянутой руке, подальше от себя, полковник держит Марию-Терезу, которая мало того что верещит, как мартовская кошка, так еще и норовит начать царапаться. Вот только руки у нее короче, чем у высоченного Приходченко, а потому до полковничьего тела итальянка просто не дотягивается. Приходченко же явно пребывает в некотором недоумении. Обводит нас всех взглядом и неуверенно сообщает:

— Вот, поймал на дороге. Дикая какая-то… Ваша?