Совершив вылазку, Бранвен удалось раздобыть нужные мази и корпию, не привлекая внимания родных и слуг. Она так бережно накладывала повязку и с таким благоговением завязывала бинты, словно священнодействовала у алтаря в главном соборе.
— Никогда не забуду того, что ты для меня сделал, — сказала она, осыпая сиды ласками и поцелуями. — Я проклята, наверное, раз полюбила существо из другого мира, но разве возможно тебя не полюбить?
— Эй, полегче, полегче, — Эфриэл усадил ее к себе на колени и принялся поглаживать по спине здоровой рукой, — кто там пенял мне: много слов — мало верности? И знаешь что, Бранвен? После того, как я сейчас исчезну, призови меня сразу же. Сразу же, хорошо? Мне не по себе, что ты остаешься одна. К тому же, ты такая миленькая… после этого. Да и вообще, просто хочу быть рядом с тобой.
Поглаживания перерастали во все более откровенные ласки, и через некоторое время Бранвен осталась одна на смятой постели. Когда сладкая нега отпустила тело, Бранвен встала и подошла к зеркалу, приводя в порядок платье и прическу. Эфриэл просил вызвать его сразу же, но именно сейчас она не стала выполнять просьбу. Предстоял разговор с разгневанной матерью, и Бранвен не хотела, чтобы сид был свидетелем этого.
Когда все приезжие убрались из Роренброка, Бранвен подкараулила госпожу графиню возле ее комнаты. Леди Дерборгиль прошла мимо дочери, поджав губы.
— Мама, простите меня, — покаянно сказала Бранвен, — я рассчитываю на ваше понимание…
— На хорошую порку — вот на что ты можешь рассчитывать, неблагодарная! — прошипела леди Дерборгиль, награждая любимую дочь пощечиной.
Глядя вслед удаляющейся матери, Бранвен держалась за щеку.
— Матушка, зачем вы так… за правду? — сказала она со слезами в голосе.
Леди Дерборгиль круто обернулась:
— Если грешишь — то греши тайно, сохраняя лицо добродетели.
— Но ведь это — лицемерие. Разве вы учили меня этому?
— Это не лицемерие, это — благоразумие. А я еще защищала тебя! Выставила себя полной идиоткой перед королем. Я думала, моя дочь невинна, как голубка, и вдруг такое!.. — графиня посмотрела на Бранвен с ненавистью. — Я добра и не стану тебя выгонять, но больше ты мне не дочь, хоть и носишь фамилию Роренброк.
Леди Дерборгиль осталась верна себе. Отныне Бранвен запретили выходить к общей трапезе и отобрали всех служанок. Только Матильда по-прежнему будила свою взрослую девочку утром, справлялась о ее здоровье, носила лакомые кусочки из кухни и заплетала косы на ночь. Тигрише, Киаране и Найси было строжайше запрещено общаться с опозоренной сестрой, и даже встречая Бранвен в коридоре, близняшки низко опускали головы и пробегали мимо.
Случись такое год назад, Бранвен пришла бы в отчаянье, потому что человек не может быть один, а когда он становится изгоем в семье — это тяжело вдвойне. Но она была не одна. У нее была ночная тайна, ночной гость, князь из иномирья. С наступлением темноты она читала заветное заклинание, и он приходил — горящий нетерпением, красивый, с отблеском неземного света на челе. Его не могли сдержать ни стены, ни двери, ни высота, ни глубина. И с ним Бранвен позабыла обо всем и обо всех, ибо все кроме него стало неважным.
Проснувшись на рассвете, Эфриэл привычно потянулся, чтобы обнять Бранвен, но рука его ощутила пустоту.
— Бранвен? — позвал он, позевывая.
Его любимая сидела за столиком для рукоделия и что-то плела.
— Проснулся? — спросила она ласково. — Как твоя рука?
— Пока на месте. Папаша долго хохотал, когда меня увидел. Сказал, что было бы смешно, появись в Финнеасе двое одноруких.
Эфриэл смотрел на смертную женщину, и неудержимо расплывался в улыбке. Именно так он и хотел бы всегда просыпаться — чтобы сразу видеть ее. Отбросив одеяло, сид подошел к Бранвен и обнял со спины, заглядывая через плечо.
— Почему ты поднялась в такую рань? Что это? — он засмеялся. — Новое колдовство?
— В наших краях, — серьезно сказала Бранвен, продолжая плести тонкую косичку из собственных обрезанных прядей, — есть такой обычай — женщина дарит возлюбленному косичку из своих волос, чтобы покрепче привязать его.
Она доплела пряди до конца, обернула ими шею Эфриэла почти под горло и связала кончики суровой ниткой.
— Я набрасываю это ярмо на тебя, мой бык. Как бы мне хотелось, чтобы ты не сбросил его вовеки, — сказала Бранвен медленно и торжественно.
Эфриэл понял, что она повторяет какой-то старинный заговор и улыбнулся — настолько это показалось ему трогательным.
— Вот, теперь ты крепко ко мне привязан, — сказала Бранвен шутливо, но глаза смотрели настороженно и пытливо.
— Глупышка, — Эфриэл взял ее лицо в ладони. — Хочешь проверить, нет ли у меня женщины в моем мире?
Бранвен покраснела быстро и жарко, и это лучше всех слов сказало об ее истинных намерениях.
— Нет никого, только ты. Клянусь всем, что свято для меня.
Она улыбнулась, но взгляд ничуть не потеплел. «Что же для тебя может быть свято?» — читалась в ее глазах.
— Женщинам нужны слова, — сказал сид, целуя ее. — Но чем больше я говорю, тем больше ты сомневаешься.