— Все хорошо, матушка… Не надо никаких настоев, Киарана. После твоего последнего, из бузины, у меня ужасно болел живот… Тигриша, ты сломаешь перо, а оно ужасно дорогое… — но никто не слушал бедную Бранвен. Да еще Ллинет разожгла после долгих стараний жаровню, и спальня наполнилась тяжелым маслянистым дымом.
Леди Дерборгиль закрыла рот и нос платочком, одновременно ругая служанку за глупость — зачем понадобилось топить жаровню, когда теплее, чем летом; близнецы надсадно кашляли; сама Бранвен уткнулась в одеяло, пытаясь дышать как можно реже. В довершение всего в спальню нагрянул Найси, пришел в восторг от увиденного и принялся скакать по комнате, распевая деревенские песни на местном наречии, едва не отправив мать в обморок.
— Настоящий курятник, — презрительно сказал Эфриэл, наблюдавший от окна.
Бранвен услышала его и чуть не сгорела от стыда, но вместе с тем и возмутилась. Выплеснуть справедливый гнев она смогла, когда семейство Роренброков соизволило удалиться, а Ллинет поволокла злополучную жаровню прочь.
— Хорош ты, подглядывая со стороны! — выпалила Бранвен. — Если бы люди знали, что за ними наблюдают, то вели бы себя по-другому!
— То есть, лицемерили бы? — уточнил сид, подбирая с подноса остатки еды. Откушав, он посмотрел на кровать, но Бранвен яростно помотала головой, и сид со вздохом отправился устраиваться на лавке. Бранвен только поджала губы, пожалев о сумке для ниток, которую он запихнул под голову вместо подушки.
— Я бы не назвала это лицемерием.
— А я бы назвал. А чтение заклинаний, если ничего не смыслишь в колдовстве, я назвал бы несусветной дуростью.
— Но я же извинилась…
— Дитя, от твоих извинений мне не легче. Повторяю, я не намерен скитаться в твоем мире вечность. Поэтому разрешаю тебе немного поломаться, раз благородные леди не могут без кривлянья, а потом…
— Поговорим обо всем завтра, — шепнула Бранвен, заслышав шаги Ллинет в коридоре. — Мне надо подумать.
— Думай, — великодушно разрешил сид. — Только не слишком долго.
Завтра. Как всегда перед сном Бранвен сложила ладони, прося яркий огонь прогнать демонов и ниспослать светлые сновидения, но как ни пыталась, не смогла вспомнить ни единого слова из молитвы на ночь грядущим. Ллинет погасила свечи кроме одной, тихонько напевая, разложила у камина матрас и стала снимать чепец, доставая из толстых кос многочисленные булавки.
Бранвен боялась, что после сегодняшних переживаний она не сможет уснуть до утра, но сон отяжелил ресницы почти сразу.
«Завтра! — подумала Бранвен, погружаясь в дремоту. — Завтра все само решится. Я проснусь, а этого… этого уже не будет. Он исчезнет, как исчезает любой морок по утрам, как демоны исчезают от лица огня».
Она закрыла глаза, и вскоре ее дыхание стало тихим и ровным. Уснула и служанка, которой не помешали ни жесткий пол, ни тощий матрас.
Одному Эфриэлу не спалось. Он долго смотрел на язычок свечи, размышляя о превратностях судьбы, которая отдала его в руки несмышленой девственницы со странными принципами и понятиями о чести. Он перевернулся на бок, чтобы видеть изголовье кровати. Тонкий девичий профиль притягивал взгляд, личико светилось в темноте полога, подобно льдинке. Все же, она странная, эта барышня Рорен… как ее там? Какой-то жених, какие-то обязательства. Как будто он просит нечто запредельное. Потирая место пониже живота, Эфриэл еще долго ворочался на неудобной лавке, где ему было тесно, пока и его не одолел сон.
Глава III
Проснувшись, Бранвен некоторое время нежилась в постели, наслаждаясь теплом и покоем. Потом открыла глаза и увидела солнечный луч. Он всегда проникал в щелку ставня и устраивался на подушке. Только в зимние дни предпочитал сидеть на каминной полке. Когда Бранвен была маленькая, она думала, что луч подбирается ближе к камину, чтобы согреться, ведь ему приходилось бежать от солнца до спальни по морозу. В луче плясали пылинки — маленькие, меньше просяного зернышка, золотистые, как угри, и такие же юркие. Бранвен попыталась вспомнить, что ей снилось, но почему-то в голове вертелись лишь танцующая Мол-Меха и крылатый народец. Проснулась Ллинет и на цыпочках начала убирать матрас, скатывая его валиком, натянула платье и заплела косы, упрятав их под чепец.
— Уже пробудились, миледи? — спросила она, заметив, что глаза у Бранвен открыты. — Подать вам ночную вазу?
Воспоминания о сновидениях растаяли, спать больше не хотелось, и Бранвен откинула одеяло, потягиваясь и позевывая.
Ллинет принесла изящный фарфоровый горшочек, крышку которого украшали два милующихся лебедя, и поставила у кровати.
— Погода сегодня — как в мае, — сказала она, снимая ставень. — Посмотрите, миледи, солнце прямо играет!
— Ну и к чему было совершать такую подлость? — раздался вдруг недовольный мужской голос, и Бранвен, пискнув, юркнула обратно под одеяло.
На лавке ворочался вчерашний кошмар — голый черноволосый человек. Нет, не человек — сид! Эфриэл. Перед мысленным взором Бранвен мгновенно пронеслись события минувшего дня, и даже коленки задрожали, хотя она вовсе не стояла на ногах.