Танцы на быках (СИ)

— На самом деле, нас очень мало. Это тоже что-то вроде проклятья. После того, как фирдомнаны убили королеву Эрию, наши женщины стали бесплодны, и дети рождаются очень редко. У меня нет ни одного племянника или племянницы, а последний ребенок в Тир-нан-Бео родился… постой, пытаюсь припомнить… Да, около пятисот лет назад. У князя Мидхира родилась дочь от смертной женщины.

— Нет солнечного света, нет живых растений, нет детей… Разве это не страшно? Наверное, твой мир красив, но радости там мало.

— Мало, — признал Эфриэл.

— И все же ты желаешь вернуться обратно?

— Эй! — Эфриэл вмиг насторожился. — Даже если там придется спать с гадюками, то все равно это гораздо лучше, чем болтаться тут, не понять каким духом. Ты, конечно, компания не самая мерзкая, но что мне делать, когда станешь старухой и умрешь? Даже словом не с кем будет перекинуться. Хватит краснеть, — грубовато сказал он, переворачиваясь на живот и подставляя солнцу спину. — А то я сам скоро краснеть начну по любому поводу.

— Будь моя воля, я бы отправила тебя домой сию же минуту, — сказала Бранвен тихо, но твердо. — Но… этот способ не для меня. Будем надеяться на Айфу. Она что-нибудь придумает.

— В добрый час, — пробормотал Эфриэл.

Они нежились под солнцем, пока оно не склонилось к закату, а от реки не повеяло холодной сыростью.

— Накинь плед, — предложила Бранвен, поднимаясь с травы и расправляя платье. — Здесь тебя никто не видит. Простудишься…

— Какая заботливая.

Но плед накинул.

В роще уже установились вечерняя прохлада и тень. Девушка и сид брели по тропинке, пиная сухие листья, и молчали.

Перед самым лугом, на котором расположись юные леди, Эфриэл передал Бранвен плед, даже не потрудившись свернуть его. Но остаток дня вел себя прилично и не создавал неприятностей ни хозяйке, ни гостям, за что Бранвен была ему несказанно благодарна.

Вечером, готовясь ко сну в комнате Бранвен, Делма и Уна болтали, как сороки. Они были в восторге от праздника, и им не терпелось обсудить все, а Бранвен зевала украдкой. Она мечтала лишь об одном — добраться до кровати и уснуть. Но гостьи спать не хотели. Надев ночные рубашки и чепцы, они пожелали отослать служанок, и едва те удалились, забрались на постель и придвинулись к Бранвен поближе, одна справа, другая слева.

— Теперь можно поговорить спокойно и не бояться, что нас подслушают, — объявила Делма. Глаза ее так и горели.

Бранвен невольно посмотрела в сторону Эфриэла. Он устраивался на ночлег, ворочаясь, как кабан на лежке, и помахал Бранвен, чтобы не тревожилась:

— Я уже сплю, поэтому глух и слеп. Можете сплетничать хоть до рассвета.

Он и в самом деле смежил веки и затих.

— Ты ведь помнишь сэра Вулфрика? — приставала Делма к Бранвен. — Он сын лорда Солсбери, ты его видела на празднике лета. Он всегда краснолицый и ужасно картавит.

— Кто? Сэр Вулфрик?

— Нет же! Лорд Солсбери! А сэр Вулфрик вовсе не красный и не картавый. Помнишь, он пел перед королевой балладу о печальном рыцаре?

— Ах, да, припоминаю, — пробормотала Бранвен, хотя так и не вспомнила сэра Вулфрика и его картавого отца.

— Так вот, он приезжал к нам с поручением от короля…

— Кто? Лорд Солсбери?

— Сэр Вулфрик, конечно! Бранвен, ты надо мной издеваешься?!

— Прости, я устала и мысли путаются.

— Разве можно сейчас спать? Так вот, сэр Вулфрик приехал, и я — честное слово! — я увидела его первая! Словно кто-то шепнул мне: выгляни в окно… Выглянула — а он там! На красивом вороном коне, с алым плюмажем! Папочка устроил пир в честь приезда, пригласил жонглеров, и даже один канатоходец был…

— А что сэр Вулфрик? — напомнила Уна, которая сгорала от нетерпения, и которую вовсе не интересовали канатоходцы.

— Не перебивай! На пиру мы сидели с ним рядом. Папочка специально постарался и весь вечер шевелил ушами, пытаясь услышать, о чем мы говорили. Мы сидели близко, почти соприкасались плечами, и он попросил, чтобы я наполнила его кубок вином.

— А ты?! — Уна даже запрыгала на перине, прихлопывая в ладоши.

— Разумеется, я выполнила его просьбу, — ответила Делма, важничая. — И постаралась сделать это как можно изящнее. Вот так протянула руку… вот так придержала рукав… вот так налила… И все это время смотрела сэру Вулфрику в глаза и улыбалась. Ах, какие у него глаза! Огромные! И ресницы длинные, как у коровы! Я не пролила ни капли, и он похвалил мое искусство. Принимал кубок и коснулся моей руки, словно бы нечаянно, и сказал…

То, что изрек сэр Вулфрик, она поведала шепотом, и на каждом слове дыхание у нее пресекалось от волнения. Бранвен слушала с улыбкой, Уна умирала от зависти. Потом последовал рассказ о том, как Вулфрика отправляли в мыльню, а потом в опочивальню, и всякий раз он смотрел в сторону Делмы «со значением, и взор его был, как взор рыцарей в старинных песнях — он опалял и пленял». А потом доблестный рыцарь отбыл в столицу, не преминув раскланяться и заверить, что был прекрасно принят и не скучал.

— А он писал тебе после этого? — спросила Уна.

— Нет…