Он полежал немного на слабо греющем солнышке, потом побежал дальше. Если двигаться в том же направлении, он попадет на поле Догоники, Лунной зайчихи. Это к лучшему — повидаться с ней в любом случае нужно, поскольку она глава колонии и ценит знаки уважения.
Кувырок направился на Букерово поле, где окаменевший заячий тотем, ставший за тысячу лет белее снега, ждал возвращения своего потерянного сына. У Кувырка с тотемом, как оказалось, появилось теперь нечто общее, чего раньше не было.
Глава тридцать седьмая
Добежав до Букерова поля, Кувырок заметил несколько зайцев, собравшихся у подножия тотема. Там были Догоника и Стремглав, Неугомон и еще кое-кто. Они о чем-то горячо спорили, не замечая Кувырка, который решил тихонько подойти и устроить им сюрприз. К его большому сожалению, Большеглазки там не было.
Кое-где на земле — в основном в тени изгороди и канаве — держались, как сброшенные шкурки, клочья снега. Кувырку стало жарко от долгого бега, и он решил для прохлады посидеть пока на снегу, поджидая подходящего момента, чтобы вмешаться в заячью дискуссию.
— Ничего не поделаешь! — говорил Стремглав. — Кувырок не виноват, что дело так обернулось. Не забывайте, что норы все-таки долго нас защищали.
Кувырок навострил уши при звуках собственного имени.
Догоника сказала:
— Одного я никак не могу понять — откуда у Убоища столько злобы и хитрости. Не иначе как он владеет каким-то волшебством.
— Не будем бояться правды, — ответил Неугомон. — Убоище в самом деле волшебное существо. Мы уже свыклись с мыслью, что оно здесь летает, но ведь если задуматься немножко — других таких, как оно, больше нет, верно? Откуда оно взялось? Кто его родители? Оно просто возникло, и все. Я думаю, что оно послано из Другого мира, чтобы править нами. Мы должны не бегать от него и не прятаться, а приносить ему жертвы и стараться его умилостивить. Может, тогда оно будет прилетать пореже.
Кувырок не верил своим ушам. Но сдержался и, сидя в тени дерева, молча слушал дальше.
Камнепятка сказала:
— Как это, приносить жертвы? Что ты предлагаешь? Тянуть жребий, что ли, чтобы проигравший оставался на открытом месте и ждал, пока его схватят?
— Нет, — ответил Неугомон. — Зачем жребий? Просто пусть все родители по очереди отдадут по зайчонку. Мы, взрослые зайцы, — полноправные члены колонии, а вот молодые… Все равно многие из них умрут. Почему бы не отдать тех, кто послабее, Убоищу, чтобы сильные могли выжить?
У Камнепятки вырвался крик возмущения:
— Как ты можешь говорить такое? Сразу видно, что у тебя нет детей. Я из своих зайчат не отдам ни одного ради твоего спасения!
— Почему именно моего? Речь о нашем общем спасении. Если взрослые зайцы погибнут, молодые все равно умрут без присмотра. У нас есть долг по отношению к нам самим и тем зайчатам, кто посильнее, — мы обязаны выжить. Любой ценой. Важно существование колонии, а не отдельных зайцев. Мы не можем позволить себе слюнтяйства.
— Жаль, что с нами нет больше Кувырка! — вздохнул Солнечный заяц.
— Кувырок, Кувырок! А что толку, хоть бы он и был с нами? Не уговори он нас рыть эти норы, может, и Убоище так бы не озлобилось! Ведь оно не просто охотится на нас, оно задалось целью нас истребить! Подумайте, сколько вокруг другой добычи — овцы, гуси, кролики. Почему оно все время прилетает к нам? Нет, Кувырок нам на горе сюда явился! Он навлек на нас проклятие.
— Не исключаю, что Неугомон в чем-то прав, — задумчиво протянула Догоника.
— Нет, нет, я не согласен! — воскликнул Солнечный заяц. — Кувырок желал нам только добра.
— Чужак! Невесть откуда взялся! — сказала Лунная.
— И обучил нас фокусам, из-за которых Убоище рассвирепело, — подхватил Неугомон.
Камнепятка тихонько проговорила:
— Что же, он ведь погиб. Очень легко свалить вину на того, кого уже нет. Он не может защищаться. Но, конечно, не могу отрицать — он был со странностями…
Кувырок потерял терпение.
— Ах вы, двуличные трусы! — закричал он. — Давно ли вы мне дифирамбы пели? А чуть что-то пошло не так, сразу я во всем виноват? Себя бы винили! А еще лучше никого не винить, а просто подумать хорошенько, чем помочь делу. Убоище — это Убоище. Оно убивает тех, кого убить легче. Надо не жертвы ему приносить, а наоборот, постараться, чтобы убивать нас было как можно труднее. А ты, Неугомон, — как тебе только не стыдно! Что за неслыханный эгоизм — приносить в жертву молодых, чтобы взрослые уцелели!
Произнеся эту пламенную речь, Кувырок сошел со снега на обнаженную коричневую землю. Зайцы стояли окаменев и смотрели на него испуганными расширенными глазами.
Когда Кувырок шагнул к ним, они пронзительно засвистели и бросились врассыпную.
Только Неугомон остался на месте, дрожа от макушки до пят, — у него не было сил пошевелиться. Страшно было смотреть на его перепуганную морду. Кувырок быстро оглянулся — не показалась ли лиса или барсук — и, не увидев никого, взглянул на небо. Там тоже никакой опасности не замечалось.
— Тотем меня защитит! — завизжал Неугомон, с трудом выговаривая слова. — Не имеешь права меня трогать рядом с тотемом!