Танцы на стёклах

— Мы должны выбирать женщин, которые понимают нас, мой мальчик, нашу веру и образ жизни. Западная женщина годится только на то, чтобы греть твою постель, когда ты живешь вне Анмара. Спросишь, для чего я завел этот разговор? Завтра я подписываю документы, по которым ты возглавляешь пост „L. Corp“ на Манхеттене, и переезжаешь в Нью-Йорк. Но твой дом здесь, Адам. Я хочу, чтобы ты помнил еще об одном данном слове. Рания через полтора года заканчивает Гарвард. Она — современная девушка, и задвинуть ее сюда у тебя не получится. Свадьба состоится здесь, и ты полгода проведешь в Анмаре. Если Рания не будет беременна, то, возможно, захочет поехать с тобой в Америку. Не отказывай ей, Адам. В тебе течет кровь твоей матери. Я боюсь, что ты способен на необдуманные поступки и страсти.

— Я выполню свои обязательства, отец. Не волнуйся.

— Этого мало, Адам. Я хочу, чтобы ты был счастливым.

— Я буду.»

— Джаред, мы приземлились, — положив руку мне на плечо, произносит Амир, мой телохранитель, которого я знаю с самого детства. Он охранял мою мать, когда она была… в Анмаре. Вынырнув из воспоминаний, которые всегда накатывали на меня, когда я оставался без дела, предоставленный сам себе, поднимаю рассеянный взгляд на Амира, который выжидающе стоит возле моего кресла.

Я даже не заметил, как частный самолет пошел на посадку, как шасси коснулись земли в аэропорту Шарль-де-Голя.

— Париж? — устало спрашиваю я, потирая виски. Иногда отсутствие Беатрис ощущается особенно остро. Я мог бы спать весь перелет, но кто бы завязал мой галстук?

— Париж, сэр, — бесстрастно кивает Амир, человек без возраста и личной жизни, единственная цель которого служить члену королевской семьи.

Поблагодарив пилота, я вышел в душный полдень Парижа, все еще пребывая во власти воспоминаний. Причиной моего дурного настроения стал утренний звонок Рании, будь она неладна. Всегда появляется, когда я забываю, что скоро на полгода придется вернуться в Анмар. Свадьба, суета, бесконечные встречи с людьми, которые по-прежнему меня презирают. Лопающийся от самодовольства Али, бесконечно хвастающийся своей богатой шестнадцатилетней женой. Как же мне омерзителен один его вид, и его напыщенная мать, которая до сих пор не научилась скрывать свою ненависть и ревность ко мне. Теперь, когда я знаю, что ее могло не быть в моей жизни, облик моей матери страдалицы и пленницы в безжалостных тисках отца потерял былой трагизм. У меня не осталось для нее оправданий. Я мог жить совсем по-другому, без насмешек, издевок, унижений и побоев.

Глядя на Париж сквозь тонированные стекла лимузина, я практически не замечаю окружающей меня красоты. Я был здесь много раз, пока учился в Йеле. Катались с Мэттом и другими парнями между сессиями по миру. Европа, Азия, Австралия, даже Африка…

Я мало что запомнил из наших путешествий.

Слишком много алкоголя.

К роскоши и красоте привыкаешь, становится скучно, обыденно. Предсказуемо. Все меньше мест на земле, где я не был. Все меньше женщин, с которыми я не спал.

И только одна из всего гребаного мира не дает мне покоя, не уходит из моих мыслей. Должен признать, что эти чувства похожи на нездоровую зависимость. Я хочу закончить с Мэл и поставить точку. Быстро. У меня осталось мало времени на то, чтобы получить Меланию Йонсен в свою постель.

Но Париж, созданный для греха и сладострастия, способен ослепить любую строптивую красавицу.