Танцы на цепях

Зловонная выбоина в каменном теле совершенства, черное пятнышко ржавчины на доспехах, треснувшая стекляшка в дорогом ожерелье. Сравнений можно было привести бесчисленное множество, но что не скажи, а «Ручьи» останутся «Ручьями».

Узкие улочки, вымощенные желтоватым камнем из восточного стигая. Прилепленные друг к другу дома, сложенные из простых серых глыб, утрамбованные так плотно, что рыба в бочке бы позавидовала. Первые этажи – крохотные магазины, пропахшие дымом, травами и сталью.

Часть квартала была занята теплицами и фермами, для разведения мелкой живности.

Можно было сказать, что этот мирок самостоятелен. Торговля с людьми почти не велась. Остались, конечно, те, кто готов был снабжать пришлых всем, что необходимо, а иномирцы не скупились в награде. Все довольны.

Некоторые в «Ручьях» были первоклассными лекарями, кто-то умел обращаться с магическими формулами. Даже в изоляции все оставались при деле.

Город внутри города был предоставлен сам себе.

Сюда иномирское племя согнали после войны. Без особых усилий, ведь предводитель оказался повержен и лишен телесного воплощения. Что ни говори, а большинство иномирцев – мирный народ. Они просто случайно оказались не там, где следовало.

Вот идешь ты такой по чистому полю, и тут – бах! – провал и неизвестность, чужой мир, непонятный язык и вместо радушного приема – острие люзового клинка под ребра.

Никто не был застрахован от подобного.

Ш’янт рассматривал последствия собственных ошибок. Прячась в тенях, он наблюдал и ловил обрывки разговоров. Кто-то из местных уже пронюхал, что особняк Следа выкупили, а значит, быть беде. Тут и там, по углам, обсуждали возможные чистки и облавы. Но были и те, кто считал новый След выдумкой.

Работа Клаудии, не иначе. Она, как и Первородная, любила играть с древними легендами.

Особняк все еще стоял пустым, но Ш’янт теперь точно знал – единственный шанс на физическое воплощение скоро приедет туда.

Интересно, какая она? Его крохотная путеводная звезда, его лучик надежды.

Иномирцу казалось, что прошла целая вечность с того момента, как Артумиранс сообщила невероятное. Мысль о том, что он сможет стать прежним – нужно только набраться терпения – была всепоглощающей.

Правда, Ш’янт понимал, что Клаудия притащит Звезду для личных целей, и не хотел даже думать, что случится, если его единственная надежда окажется в лапах богини.

Она не получит ничего! И видит Пожинающий, я буду биться до последней капли крови, чтобы эта сука уснула на веки вечные.

В груди иномирца заклокотал гнев. Непреодолимая испепеляющая ярость наполнила вены, ворвалась в сердце и пронеслась раскаленным потоком от затылка до самых пяток.

Клаудия. Цепная сучка Первородной. Как она узнала, куда идти? Артумиранс выискивала Звезду неделями, отслеживала, просчитывала вероятности и строила догадки. Она не могла ее видеть, хотя это и казалось полнейшим абсурдом. Девчонка, как белое пятно, постоянно выпадала из поля зрения иномирянки, ускользала, как могла ускользнуть только тень в жаркий полдень. Утекала песчинкой сквозь пальцы провидицы.

Может, Артумиранс права? Первородная, каким-то невероятным образом влияла на ее зрение.

А Клаудия, как никто другой, подходила на роль преданного слуги, готового ради богини сожрать собственные ботинки.

Нахмурившись, Ш’янт бросил взгляд на башню. Ему казалось, что он слышит хриплый смех Первородной, а ее невидимая рука указывает на него, как на прокаженного.

«Не видать тебе тела, как своих ушей! – кричит она, раскинувшись на каменном постаменте, как на ложе, – в этой битве не быть тебе победителем, пришлое отродье!»

– Посмотрим, – пробормотал Ш’янт, – в прошлый раз ты так же самоуверенно смеялась.

***

Когда Ш’янт прошел сквозь стену в кабинете Граци, тот от неожиданности отшатнулся и зацепился за край ковра. Рассерженно зашипев, иномирец спонтанно загорелся и поджег рядом с собой внушительную стопку документов.

– Чтоб тебя собаки в подворотне драли, Зима! – вскипел Граци и усилием воли заставил пламя исчезнуть. В комнате повис тяжелый запах паленой древесины. Как только змей распахнул окно, в воздух взметнулись частички пепла.

Ш’янт не мог сдержать усмешку, хотя ситуация совершенно не располагала: от его поведения зависел успех плана, а злить змея было чревато отказом.

Граци что-то проворчал под нос и нервно пригладил густые темные волосы.

Он напоминал пирата, сошедшего со страниц потрепанной книги. Смуглый и остроскулый, нос с горбинкой, тонкие губы, бородка клинышком. Смоляные волосы в вечном беспорядке – настоящая грива, перехваченная на затылке кожаным ремешком. Взгляд всегда настороженный.  Будь один глаз прикрыт кожаной заплаткой, и сходство оказалось бы полным.

Ш’янт искренне не понимал, зачем Граци оставался в своем истинном облике и не использовал способности отца. Тот спокойно превращался в человека и ходил среди людей, что сыграло не последнюю роль в отношениях со смертной женщиной. Граци же упорно не хотел менять хвост на пару ног.

Брезговал? Мрак его разберет.