Родила она вполне благополучно, хорошенькую и здоровую, правда, не слишком увесистую девочку, написала отказ от ребёнка и как можно быстрее выписалась из роддома, позабыв о новорожденной.
Затем Майя вернулась в театр – роды её странным образом омолодили, она была похорошевшей и посвежевшей, так что никто не усомнился в пользе заграничного лечения. И жизнь долгое время текла совершенно по-прежнему – спектакли, гастроли, поклонники… пару раз она даже сходила замуж, но в первый раз неудачно. Просто ей до зубовного скрежета надоело щеголять в девицах и захотелось украсить паспорт хотя бы одним штампом. Первым её мужем был собрат по труппе – талантливый красавец, страдавший только одним недостатком – близостью к зелёному змию. Майя была у него уже шестой женой – все предыдущие браки разваливались именно из-за пьянства и кобелизма мужа, но каждая последующая жена надеялась перевоспитать неистребимого поклонника Бахуса с замашками провинциального Казановы, но, увы, безуспешно. Не преуспела в этом и Майя, так брак развалился через год.
Второй брак она заключила с новоназначенным режиссёром театра – человеком уже немолодым и солидным, которому, что называется, бес ударил в ребро. Этот брак был счастливее – режиссёр именовал Майю своей Музой, в спектаклях давал ей главные роли, причём подбирал актёрский состав с таким искусством, что постановка проходила «на ура», и даже не слишком талантливая Майина игра всего не портила. Да и красота и умение красиво страдать продолжали выручать её в сложных ситуациях.
Одна только печаль – состарившийся провинциальный гений хотел детей… а вот с этим у Майи как-то не сложилось. Видимо, высшая справедливость помнила об оставленной ею в роддоме девочке и других детей женщине больше не давала. Но, до поры до времени, Майю это не слишком волновало. Ей и так было хорошо.
Гром грянул, когда несколько лет назад муж-режиссёр в одночасье скончался от инсульта. Майя уж предвкушала, куда будет девать денежки состоятельного мужа, одновременно заботясь о том, чтобы выглядеть хорошо в трауре, как грянул гром. В завещании муж просил прощения у Майи и оставлял ей квартиру, машину и одну десятую часть собственных накоплений. Девять десятых денег он оставил своему годовалому сыну и его матери – абсолютно ничем не примечательной девчонке – продавщице из магазина «Спорттовары».
Так Майя узнала, что уже больше года носила на голове развесистые, прямо-таки оленьи рога. Муж, называвший её своей Музой подло изменял ей с девчонкой, которая говорила «ложить» и «польта», и сделать с этим было нечего. Видимо муж так сильно хотел детей, что решился даже на измену… Даже опротестовать завещание не получилось - сын являлся таким же наследником первой очереди, как и жена, а уж об оформлении всех необходимых бумаг покойный муж Майи позаботился.
Майя была в шоке. Денег она получила в разы меньше, чем рассчитывала. Главные роли она тоже потеряла. Во-первых, возраст её становился всё более заметен, во-вторых, посмотрев на её игру, новый молодой и креативный режиссёр тут же принял решение ввести во все спектакли других актрис. Майе же достались чуть ли не пресловутые: « Кушать подано!» К тому же, любой театр - это террариум единомышленников. Пока Майя была супругой главного режиссёра, никто из коллег и слова плохого ей сказать не осмеливался, а вот когда она осталась без защиты… Вот тут-то милые коллеги и отыгрались за всё, припомнив, что Майя с её характером умудрилась в своё время подгадить любому и каждому.
Майя впала в депрессию, и тут… Тут её неожиданно разыскала когда-то брошенная дочь, выросшая на диво симпатичной и доброй девушкой… И это несмотря на то, что детство у неё было далеко не сладким – Дом Малютки, несколько приёмных семей, где с девочкой обращались совсем не хорошо… Апофеозом всего оказалась семья Зыкиных, до поры до времени бывшая у органов соцзащиты на хорошем счету. В этой семье Оля пробыла несколько лет, и за это время ей пришлось испытать и побои, и издевательства и другие унизительнее наказания. Зыкины, взявшие себе восьмерых приёмных детей, получали от государства неплохие деньги, плюс развели стадо коз, а к ним в придачу кур и индоуток. Ну, и огород, конечно, куда ж без него. Так что приёмные дети пахали не хуже рабов на плантациях, а вот двое родных зыкинских отпрысков даже ведра воды на грядки не приносили. Жили Зыкины на хуторе, работники соцзащиты туда забредали крайне редко, но если забредали – то заставали там полную идиллию – нарядных детей, весело играющих или сидящих за уроками и ласковых любящих родителей.
Секрет этого был прост - тётка главы семьи с материнской стороны работала в комитете соцзащиты – она и предупреждала племянничка всякий раз о визитах инспекторов. Так продолжалось несколько лет подряд, пока две старшие девочки не набрались окаянства, не сбежали с хутора и не пришли в полицию, умоляя отправить их куда угодно – хоть в детдом, хоть в колонию, хоть в самую настоящую тюрьму – только не возвращать приёмным родителям.