Танцы с королями

Когда власти начали сносить деревенские хижины, Тео и Жанну это не очень взволновало, казалось, что до них очередь не дойдет, ведь, они жили на самой окраине, и кто это вышвырнет их из своего дома? Что же касается новых обитателей Версаля, владельцев роскошных, просторных особняков, которые уже строились, то все они принадлежали к категории банкиров-ростовщиков, коммерсантов или состоятельных дворян, так или иначе связанных со двором. Вскоре облик Версаля должен был совершенно измениться.

Незадолго до Пасхи 1671 года тринадцати беднейшим семьям Версаля была оказана особая честь. Тринадцать маленьких девочек были приглашены в дворцовую церковь на богослужение, состоявшееся в святой четверг, и Маргарита оказалась одной из них. Жанна, которая в своих ожиданиях была готова уцепиться за любой повод для радости, усмотрела в этом факте обнадеживающий признак. Она убедила себя в том, что решающую роль в выборе Маргариты якобы сыграла рекомендация Огюстена. Разумеется, это предположение было ошибочным, поскольку список приглашенных детей составлял священник, но, поскольку подробности этой процедуры так и не были оглашены, мечта, взлелеянная Жанной, приняла вполне осязаемые очертания.

Не помня себя от радости, Жанна принялась стирать и гладить лучшее платье Маргариты из тех, что она носила повседневно. Новое платье в данных обстоятельствах совершенно не подходило, тем более, что Дремонты оказались бы единственной семьей, способной позволить себе такую роскошь.

— А с чего это королева вдруг станет мыть мне ноги? — тут же спросила Маргарита.

— Она следует примеру нашего Господа, — сияя блаженством, ответила Жанна, — когда он омыл ноги своим ученикам.

Впоследствии, когда это событие было далеко позади и стало стираться из памяти, некоторые его подробности продолжали стоять у Маргариты перед глазами, словно все происходило только вчера. Солнечный свет, щедрым потоком вливавшийся в часовню, играл сменяющими друг друга бликами на великолепных фресках и резных украшениях, покрытых золотом. Его тепло контрастировало с прохладой, исходившей от мраморного пола, на котором стояли маленькие, босоногие девчушки. Затем в памяти Маргариты всплывало приятное ощущение мягких бархатных стульев, на которые их усадили в ряд, и биение ее сердца, готового вот-вот выпрыгнуть из грудной клетки, когда королева-испанка становилась на колени перед каждой девочкой и скоро должна была наступить и ее очередь. С близкого расстояния королева казалась очень молодой, почти юной, несмотря на мрачное, черное платье. Король стоял в алом, длинном, до пят одеянии, покрытом серебряными блестками. У королевы были нежные белые руки с изящными миндалевидными ногтями. Губы королевы раздвинулись в улыбке и открыли неровные, желтые зубы, среди которых было и несколько гнилых. И все же, несмотря на этот недостаток, ее сердечная и добрая улыбка расположила к ней сердце даже самой робкой и замкнутой девочки.

В дворцовой церкви не нашлось места для родителей девочек: туда набилось столько придворных, что яблоку некуда было упасть. Жанна, ожидавшая конца церемонии, чтобы забрать Маргариту, жадно всматривалась в лица всех, кто выходил из церкви, надеясь увидеть Огюстена, но он так и не появился. Это не поколебало ее уверенности в том, что здесь не обошлось без его участия, и еще более укрепило ее в намерении предпринять первые шаги на пути получения Маргаритой образования. Она предполагала встретить упорное сопротивление со стороны Тео, но тот оказался более сговорчивым, чем ожидалось. В качестве главного аргумента она ссылалась на их возросшие заработки, из которых можно было кое-что выкроить на оплату учителя. Кроме того, в новом городе всегда найдутся лавочники и коммерсанты, для которых жена, умеющая читать, писать и вести приходно-расходную книгу, будет ценным приобретением. Тео любил свою дочурку скрытой, непоказной любовью, и при условии, что любая экономия не скажется на его обычае регулярно пропускать рюмочку в харчевне, он не имел ничего против этих планов.

— Очень хорошо, жена, — согласился он. — Делай, как знаешь.

К его удивлению, Жанна вмиг вскочила с лавки, на которой сидела, и, обхватав его обеими руками за шею, крепко расцеловала в порыве чувств, чего она уже не испытывала многие годы. Это взволновало его, и на короткое время все то, что они чувствовали друг к другу, вырвалось наружу, словно они вернулись в дни молодости со страстными объятиями и поцелуями. Дальнейшие их отношения с этого момента носили отпечаток спокойной нежности и доброжелательности, хотя в силу своей природной сдержанности оба они избегали упоминаний об этом случае.