Танцы с королями. Том 1

Вечером того же дня, после того, как Тео ушел в трактир, а Маргарита с унылым видом сидела за столом, с раздражением бросив одну из книг, подаренных Мари Принтемпс, Жанна решила, что настало подходящее время раскрыть секрет, который она так долго хранила. Отложив в сторону штопку, она пересела со стула, стоявшего у очага, на скамейку и, положив перед собой на стол изможденные, узловатые руки, пристально взглянула в глаза дочери. Она испытала при этом некоторые внутренние колебания. Хотя ей уже давно не терпелось поверить тайну Маргарите, нельзя было угадать, как отреагирует на ее рассказ девочка, вступившая не в самую спокойную пору отрочества. И все же более подходящий момент трудно было найти. Как всегда, когда она волновалась, нервы Жанны натянулись, а голос повысился почти до писка.

— Маргарита, я должна кое-что тебе рассказать. Долгое время это оставалось тайной. Трудно представить, но все началось с того дня, когда ты родилась…

Вскоре Жанна так увлеклась, что нервозность, испытываемая ею, сменилась радостью. Сама того не сознавая, она стала рассказывать столь же увлекательно, как когда-то описывала Версальский дворец и его обитателей. В прошлом эти истории зачаровывали Маргариту, как зачаровывает сказка или фантазия. Казалось, в словах Жанны заключалась какая-то чудодейственная магия, и она постепенно окутывала ею слушателя, словно ткала некое романтическое полотно из того, что первоначально возникло, как пустопорожнее, пьяное зубоскальство. Ее лицо светилось вдохновением, а глаза — тем необычным блеском, который наверняка привел бы Тео в ярость. Маргарита же никогда не испытывала никаких страхов, если видела мать в таком необычном состоянии. Не было причин пугаться и сейчас, тем более, что отец отсутствовал, и она могла спокойными и ласковыми увещеваниями воздействовать на Жанну и вернуть ее к действительности. Жанна всегда откликалась на слова дочери. Маргарита увлеклась рассказом матери и витала в мире прекрасных грез. Правда, сначала на короткое время ею овладело чувство возмущения: ведь ее судьбу определили без ее ведома еще задолго до того, как она выросла! Но затем романтический образ прекрасного юноши, который дал ей имя и заявил на нее свои права в тот момент, когда она появилась на свет из материнской утробы, покорил воображение Маргариты, и ее гнев рассеялся. Соблазн был слишком велик, чтобы она могла ему противостоять.

— Как его зовут? — спросила она благоговейным шепотом.

— Огюстен Руссо. Он — твоя судьба, дитя мое.

— Это красивое имя. Оно подходит ему?

— Завтра ты сама все увидишь.

Жанна протянула руку и заботливо поправила непослушный локон, выбившийся из прически дочери:

— Он красивее, чем любой из мраморных богов в дворцовом парке.

На следующее утро Жанна постаралась выйти с Маргаритой из дома не слишком рано. Они отправились на место сбора участников королевской охоты и должны были оказаться там в момент наибольшего скопления зевак, среди которых теснились как местные жители, так и дворцовая челядь, и придворные низшего ранга. Жанна хотела, чтобы Маргарита затерялась в толпе и могла наблюдать за происходящим, оставаясь незамеченной. Ведь, в конце концов, ни один мастер не хочет показывать свое творение, пока оно не доведено до совершенства, а девочка пока что была похожа на длинноногого, тощего цыпленка. За три года ее лицо округлится и станет нежным, а фигура потеряет угловатость и резкие очертания.

До сих пор Маргарите еще ни разу не представлялась возможность посмотреть на королевский выезд: Жанна с опаской относилась к лошадям, на которых ездила знать, не без основания считая их слишком норовистыми, ибо однажды ей довелось видеть, как какой-то прохожий сильно пострадал, попав под копыта капризного жеребца. Теперь девочка с волнением ловила каждую деталь динамичной, красочной сцены. Разноцветный кортеж ярким пятном выделялся на фоне зеленой лесной опушки. Подсознательно Маргарита чувствовала, как ее собственное возбуждение, вызванное ожиданием чего-то прекрасного и таинственного, слилось с возбуждением охотников, надеявшихся загнать дичь.

Завтрак, проходивший за длинными столами под голубовато-золотым балдахином, окончился, хотя на фарфоровых тарелках оставалось так много еды, что можно было еще раз накормить столько же человек, сколько уже позавтракало. Серебряное и золотое шитье на куртках охотников переливалось на солнце, пока они садились на коней или, прохаживаясь, беседовали друг с другом, постукивая хлыстами по начищенным до блеска сапогам с высокими голенищами.

Среди участников охоты оказалось и несколько женщин — любительниц острых ощущений. Гончие псы уже нетерпеливо рвались с поводков, резкий лай раздавался среди общего шума и сутолоки. Лошади храпели и перебирали копытами.

И вдруг Жанна, вытягивавшая шею, словно журавль, схватила дочь за руку:

— Вот он! Это Огюстен Руссо!