– Может быть и так. Все-таки молодой еще парень. Вы себя вспомните, Мария Сергеевна: разве вы с таких дел начинали? Сопротивление милиционеру да развратные действия – самые страшные преступления, которые вам доверяли расследовать. Вы первое убийство получили в производство далеко не сразу. А посмотрите, что с молодежью происходит! Их сразу, как кутят в воду, бросают в дела о мафиозных разборках, а ведь для того, чтобы с обвиняемыми хотя бы на равных разговаривать, надо какой-никакой жизненный опыт иметь. А они что имеют? Кроме того, что почерпнули из книг и кино?
– Владимир Иванович, я вас очень прошу: пусть тогда он всем по должностным составам обвинение предъявит, хоть так их покусаем. После предъявления обвинения можно хотя бы их от должности отстранить, а то ведь до сих пор на работу ходят.
– Ну ладно, я указание ему дам. А вы ему помогите.
– Не буду я этому уроду помогать. А ведь производил такое приятное впечатление!
На мою ругань шеф не обратил никакого внимания: знал, что я пар выпушу и успокоюсь. Но со Стасом я демонстративно перестала разговаривать. Но он и не нарывался, либо сидел запершись в кабинете – наверное, формулы обвинения на восьмерых строчил, – либо уезжал куда-то.
Как-то, приехав в городскую прокуратуру, я заглянула к Горчакову. Он сидел в своем начальственном кабинете, взъерошенный, красный, и пожаловался мне, что больше пить не может.
– Да кто ж тебя заставляет? – удивилась я.
– Кто-кто: сначала в районе проставься за отвальную, потом в городской за прописку, потом со всеми милицейскими начальниками надо пригубить. Как тут люди работают, не понимаю, столько соблазнов! – Он судорожно потянулся к приемнику, сделал звук погромче и прислушался: – Вот, надо записать – опытный врач-нарколог в любое время суток прерывает запой. Скоро мне могут понадобиться его услуги.
– Ты знаешь, сколько он с тебя снимет? – поинтересовалась я.
– Да-а, – покачал головой Горчаков, – ты права. Думаешь, дешевле будет продолжать запой?
– Ну а как тебе тут вообще, на руководящей должности? – из вежливости поинтересовалась я, хотя по опыту знала – городская прокуратура не хуже банка «Геро», в том смысле, что коллеги убивать пока не убивают, но сожрут за милую душу и косточек не выплюнут.
– А, – отмахнулся Горчаков, – я и не вижу пока коллектив: все либо представляюсь, либо бумажки читаю. Что касается бумажек, что здесь, что в районе – один черт. Вот смотри, какой дурацкий материальчик прислали, я его специально в канцелярию не отдал, гостям показываю. В зоопарке муфлона сперли; местный опер, чтобы не вешать на отдел такой крутой «глухарь» (муфлона-то фиг найдешь!), выносит хитрое постановление об отказе в возбуждении дела, мол, имущество утрачено по халатности директора зоопарка, который, несмотря на наступление весеннего времени, не дал своевременного распоряжения о том, чтобы муфлону подрезали крылья, и тот, воспользовавшись недосмотром, улетел. До городской материал дошел, только тут разобрались, что муфлон – это не птица, а баран. Вот так и живем, морально я с вами…
Мы поговорили о неудавшейся реализации.
– Леша, может, хоть ты мне объяснишь, что стряслось со стажером? Ведь был человек как человек, производил впечатление надежного, честного, работать хотел… Что с ним случилось, что на него так повлияло?! Запугали? Купили? Неужели он так легко лапки вверх поднял? Чем же его взяли? – гадала я. – Кому вообще теперь верить?!
– Как кому? – засмеялся Горчаков. – Как папаша Мюллер говаривал: «Никому нельзя верить. Мне – можно»… А кстати, – спохватился он, – хорошо, что ты зашла, я даже собирался тебе звонить, а то здесь и посоветоваться не с кем. Ты у нас девушка головастая, скажи-ка, как квалифицировать действия троих уродов, которые состряпали одному из них справку о наличии социального показателя для отсрочки от призыва, иными словами, решили одного из них отмазать от армии: достали бланки соответствующие с печатью и, пиво попивая, нарисовали такую справку. Причем каждый писал по очереди, по букве, – это чтобы почерк идентифицировать было невозможно…
И что ты думаешь, эксперты действительно заключения не дали. Сами клиенты развалились. И что с ними теперь делать? Вот смотри, в диспозицию статьи с нового года как обязательный признак подделки документа введена цель его использования, а цель-то использования была только у одного, остальные-то не собирались сами справку предъявлять. Так что ж, их теперь отмазывать от ответственности? И соучастие в форме пособничества тоже не проходит: то, что они по букве вписывали, – это же не предоставление средств и не устранение препятствий. А, Маша, что посоветуешь?