Глава 25. О черных дырах, Великом Неназываемом, полковнике Смирнове и крабовом салатике
Глава 25. О черных дырах, Великом Неназываемом, полковнике Смирнове и крабовом салатике.
1.
Темно.
Тануки открыл глаза.
Темно.
Ощупал все вокруг. Тесное пространство. Камень. Гроб?
Закрыл глаза.
Темно.
Нет, не гроб… Гробы, вроде, деревянные. Склеп? Вернее, как его там… саркофаг!
— Эй… — несмело позвал он. — Кто ни будь???
— Получиииилоооось! — Барсук еще сильнее зажмурился. Резкий крик ударил по чувствительному слуху, будто молотом. Двумя молотами, встречным ударом с разных сторон черепа.
— Корнет, не ори… — сказал он, уже чуть более уверенно. — Что у тебя получилось? И почему темно?
— Сейчас! Сейчас… Эй, ну чего стоите? ПОМОГАЙТЕ!
— НЕ УКАЗЫВАЙ МНЕ, СМЕРРРРТНЫЙ!
Афросот? Да, так высокомерно и презрительно из его знакомых говорит… вернее, речет, лишь архидьявол.
— Конечно, милый… О, красавчик… ты такой горячий!
Порвунах???
— В МОИХ ЖИЛАХ КИПИТ ПЛАМЯ ЯРРРРОСТИ ИНФЕРРРНО! НЕ ТРРРРОГАЙ МЕНЯ, НЕВНЯТНОЕ СОЗДАНИЕ!
— Фи! Подумаешь, цаца какая…
— Ррраз… два… ТРРРИ!
Ужасающий скрежет, от которого уши самопроизвольно попытались заткнуть сами себя… На тануки посыпалась мелкая каменная крошка, а нос тут же забила пыль.
— Аааапчхи!
Тчифу непроизвольно дернулся, попытался встать и со всего маха треснулся лбом о не до конца отодвинутую крышку саркофага. Сквозь брызнувшие из глаз слезы пополам со звездочками, увидел сюрреалистичную картину. Каменную плиту в шесть рук толкают огнемаг, архидьявол и краснониковый тролль, почему-то одетый в длинное белое свадебное платье. Причем, от хилого огнемага, пользы в толкании больше чем от хая и рейдбосса. Как такое может быть?
— Где… я? Мы? — Барсук огляделся. Огромный темный каменный зал, всюду колонны, колонны, колонны… Раскаленные колонны с ужасающими, очень натуральными барельефами различных, очень изобретательных пыток. И посреди них одинокий каменный гроб, стоящий в центре кровавой пентаграммы. Вершины звезды венчают громко шипящие, стреляющие искрами, яркие факелы.
— Долгая история, — сказал Корнет и не удержавшись крепко обнял друга. — Наконец!
— Да что стряслось? — Барсук непонимающе отстранился, с тревогой глядя в лицо бывшего наркомана-суицидника.
— Как это мило… — всхлипнул пэкашник, и промокнул желтые глаза неизвестно откуда взявшимся огромным батистовым платочком.