Тануки (СИ)

«Сема. Барсуков. Семечка. Семка. Барсук. Полосатый. И еще товарищ майор. Или, товарищ майора? Если майор — мой товарищ, то я… тоже майор? Именно так. Это все я. Ага, дважды майор Российской Империи. Вернее, герой. Дважды. Или федерации? Республики? Царства, княжества… мм… союза? Блин, как же моя Родина в текущий момент времени правильно называется? А, неважно. Главное — Родина. Отчизна. Тогда, почему я не там, а здесь? И что я здесь делаю? И где оно, это здесь?»

Волны… пшшш… пшшш…

«Странно. Когда вверху — сосредоточится легче.»

Пшшш…

«Итак. Меня зовут. Семечка. Пшшш… Барсук. Пшшш… я барсук? А где моя норка? Родная… родина… моя нора — моя родина? Моя родина — нора?

А внизу… почти нельзя. Думать… Нужно собраться и попробовать остаться на гребне во…»

Четвертая попытка гашения. Техник использовал вследствии раздражения из-за внеплановой переработки самое ударное из подручных средств.

Сознание по имени Семечка падает в темноту.

По пути вспоминая, почему Семечка. Так его когда-то называла мама.

4.

За много километров от места гибели Барсукова творилось нечто, на первый взгляд непонятное. Даже, жуткое.

Дмитрий Оболенский сидел в неудобном кресле с колесиками, стоящем в маленьком совершенно белом кабинете. Глаза его были устремлены в одну точку. Из уголка рта свисала тоненькая ниточка слюны. Руки забинтованы. И крепкими ремнями притянуты к ручкам кресла.

В кабинет вошли двое.

— Релаксация? — спросил человек в хорошем костюме. — В реабилитационной капсуле?

— А у вас есть другие варианты? — ответил вопросом на вопрос человек в костюме отличном.

— Год?

— Лучше три.

— Согласие ближайших родственников получено?

— Они и настояли. Отец. Даже пропихнули вне очереди. По блату.

— Хе-хе, замечательно. Рекомендация. Три года в капсуле, по госпрограмме «Реабилитация наркозависимых суицидально настроенных граждан». Гонорар за обследование перечисляйте по ранее присланным реквизитам.

— Хорошо, коллега. От имени корпорации выношу вам благодарность за верно принятое решение.

— Не за что. Это моя работа.

— Передайте историю болезни аналитикам. Пусть разрабатывают сценарий.

— Все уже готово, — человек в хорошем костюме усмехнулся. — Вот файл.

Человек в отличном костюме скользнул взглядом по планшету.

— Маг Огня? Вы уверены?

— Я не вникал. Такой результат выдали аналитики. Да и не все ли равно?

— Да… Действительно. Хорошо. Одобряю. Идем к следующему.

И двое вышли из белой комнатки. А третий остался. Он все так же сидел, не шевелясь и бездумно пялился в стену.

А потом пришел большой медбрат с квадратной челюстью и низким лбом. И куда-то увез Дмитрия Оболенского. Одно колесико кресла вихляло и скрипело, но медбрат не обращал на это внимания. Он делал только то, что ему сказали, а чинить инвентарь команды не поступало.

Через несколько часов, безвольное обнаженное тело лежало в открытой капсуле очень футуристического вида. Именно здесь телу придется провести ближайшие три года. В гигантском гулком зале во все стороны уходили в неведомые дали ряды таких же капсул. Самоубийц-наркоманов много. Далеко не в каждой из этих капсул находился человек с подобным диагнозом. Но во многих.

Реабилитационная индивидуальная программа была разработана, утверждена и загружена.

У тела, под присмотром зевающего врача суетились два техника-киргиза. Очень похожих на техников-японцев, в этот самый момент обслуживающих мозг Семена Барсукова на другом краю Земли.

— Чего вы возитесь? — недовольно спросил доктор. — У нас на сегодня еще девятнадцать подключений.

Наезд был не обоснован. Движения техников, отточенные многолетней практикой, поражали четкостью и слаженностью действий. Старший техник покосился на доктора, что при его разрезе глаз было незаметно, и ничего не ответил. Начальники приходят и уходят, а техники требуются всегда.

К телу подсоединили катетеры для кормления и вывода отходов жизнедеятельности, обложили массажными валиками, руки опутали сетью внутривенных инъекций. Подключили полсотни датчиков. Наладили установку принудительного дыхания.

Старший техник сверился с протоколом и кивнул младшему. Оставалось выполнить всего два этапа и тело Дмитрия Оболенского подключат к Грязи. Но сделать это можно только через подпись врача, обязанного проверить комплектность сборки и готовность пациента к переходу.

Доктор, бывший явно с бодуна, и находящийся в предвкушении вечернего продолжения пирушки, неглядя тыкнул в планшет. Готово. Цифровая подпись заняла надлежащее место.

Старший техник подсоединил к нейро-кибер-разъему в бритом черепе Оболенского толстый контактный шлейф. Магниты хищно чавкнули, нано контакты срослись. Младший нажал большую красную кнопку на капсуле, запуская процесс консервирования.

Крышка с легким шипением задвинулась.

Капсула стала наполняться питательным физ-раствором. Но окошек в ней не было, и техники этого уже не видели. Да и не интересно им это было, они свою работу выполнили. Техники вообще уже отвернулись и шли к следующей, ждущей подключения капсуле.