Танжер

– Да-а, есть маленько, – ноги мелко дрожали. – Что пить-то будем, Дим?

– Только не коктейли! Надоели коктейли. Вина что ли красного взять?

– Точно, Дим, мясо же все-таки.

Собирался и, казалось, что нас трое, оборачивался. Брел в магазин и смеялся по дороге, вспоминая, как Димка недовольно бурчал на кухне: «Твою мать, это тараканы, что ли?!»

Прикольный этот Димка. Твою мать, это тараканы что ли?.. И так аккуратно раскладывал зимние шерстяные трусики, платочки, полотенца, чувствуется, что мама ухаживает за ним, заботится, думает, как он там, в Москве…

– «Хванчкару», пожалуйста, вон, та, которая за тридцать.

Выгреб листовки из ящика. Еще на лестнице я услышал музыку.

«Опять Меладзе слушает, прикольный этот Димка!»

– Дим, я «Хванчкару» взял.

– Ты знаешь, что Хванчкара – это маленькая деревня в Грузии, и у них маленький виноградник, а здесь в Москве это вино разливают тоннами.

– Поддельное, значит, но оно вкусное, Дим, я пил.

– А, действительно, какая нам хрен разница?

– Дим, вот все-таки, как ты так вкусно готовишь суп, а?

– Да, Анварка, – засмеялся он, подняв голову с гладко зачесанными назад волосами, блестя круглыми очками. – Крошу все подряд туда.

– Ты повар настоящий, на самом деле.

«Она была актрисою и даже за кулисами играла роль, а зрителем был я, – пел Меладзе. – В душе ее таинственной скрывались ложь и истина, актрисы непростого ремесла».

– У нас сегодня какой-то вечер достижений Грузинской культуры, Дим.

– Что ты говоришь? Ага, вкусное, на самом деле, наливай, – сказал он. – Буду знать теперь. «Хванчкара».

«Красота актрисы так обманчива и влечет напрасными надеждами. Ничего слова ее не значили, и в душе моей все по-прежнему».

– Зачем ты это слушаешь, он что, нравится тебе, Дим?

– Знаешь, Анвар, – сказал он, жмурясь за очками. – Ведь он это про меня поет, про мою бывшую жену. Вот все точно так и было: она тоже была актрисой, играла роль даже в нашей жизни, а сама изменяла мне, а я верил ей.

– Да, Дим, извини.

– Стоял уже за кулисами нашей жизни, а все верил ей. Правду говорят, что про свою жену узнаешь самым последним. Смешно и очень верно, это так. Тупо, смешно и верно.

– А она кто у тебя была по гороскопу?

– Телец.

– Ну-у, Дим, Телец не подходит Деве.

– А все говорят, что подходит. Все гороскопы, которые я читал. Есть счастливые союзы, Анварка.

– Точно, все говорят, но на самом деле абсолютно не подходит, точно тебе говорю, Дим!

– В этот раз с дочкой встречался, – сказал он. – Гуляли с ней так долго, потом отводил ее домой. И знаешь, Анварка, я задумался о чем-то и долго-долго так шел в своих мыслях, а потом вдруг как-то почувствовал ее ручку в своей руке и вспомнил про неё, что я с дочкой иду, испугался даже. И знаешь, Анварка, она тоже притихла и тихо шла, только искоса посматривала на меня, она поняла, что с папой что-то происходит, и она переживала за меня, ей тоже стало больно, как и мне, ведь мы с ней родные, связанные, а ведь она еще такая маленькая…

Он вдруг увидел, что я смотрю на его руки, на эти его большие шрамы, похожие на кривые улыбки, и я уже не мог спрятать взгляд.

– Слушай, Дим, у тебя руки такие волосатые! У тебя грузин каких-нибудь не было в роду?

– Нет, Анварка, мама говорит, что прибалты были.

– A-а… А что за книжка «Голый завтрак»?

– Не знаю, не читал.

– Я ее у тебя всегда вижу.

– А хрен знает, зачем-то таскаю с собой.

– Да, бывает такое. А ты, знаешь, Дим, как в Москве журналы издаются? Восемьдесят процентов картинок, Дим, сканируются из старых западных журналов. Мы тоже сканируем. Пиздим, короче говоря.

– Я знаю. И в музыке так же.

– Дим, знаешь, что я ненавижу больше всего?

– Что, Анварка?

– Я ненавижу пословицу: если ты такой умный, почему такой бедный?

– И я, я тоже ее ненавижу. Ван Гог был тупой.

– Дим, а как твое имя будет по-американски?

– Не знаю, ну, допустим, Джон, а что?

– А мое?

– Анджей, нет, это польское… Анди… Энди, вот как ты будешь по-американски. А что?

– Я понял, Джон, – сказал я с ленивым пренебрежением. – Ты – неудачник!

Димка закурил.

– Вот что я тебе скажу, Энди. Ты, бля, тоже неудачник, Энди.

– Как это нелепо, говорить кому-то, что он неудачник.

– Энди?

– Ну что, Джон?

– Я знаю, что у тебя есть шампанское!

– Ты видел, что ли, уже?

– Я что угадал, что ли?!

– Точно есть.

– А потому что, Анварка, у тебя всегда есть шампанское заныканное.

Я достал шампанское. Он веселился, как ребенок.

– Вот блядь, Энди, это мясо горит!

– А что, еще и мясо есть?

– Не знаю, не знаю, по-моему, уже нет. Блин, но какой-же все-таки проигрыш на саксофоне хороший – па-ба-рай-ба-пай… па-ба-рай-ба-пай… вспомнил сейчас… ани были так-сис-ты… па-ба-рай-ба-пай…

– Дим, а прикинь… дым, бля, какой… а прикинь, у нашего Юрия Владимировича пальцы короткие и когда он здоровается, такое чувство, будто у него пальцы отрублены на половину.

– А это кто?

– Да так, есть там один. Дим, я же здесь бабу недавно трахал.

– Да ты что? – посерьезнел так, замер.