Тараканьи бега

Уже понимая, что не успеть, что заморочили, подловили-таки своего врага неведомые хозяева ржавой космической рухляди, Резидент вздернул кургузый стволик лучовки. Тренированный взгляд безошибочно нащупал единственное уязвимое место электронно-механического цербера — еле заметную впадину у основания фальшголовы… Нет, поздно!

Резидент еще успел заметить диафрагму, распахивающуюся на уродливом бронированном плече, успел разглядеть вспыхнувшую над ней злобную искру лазерного дальномера…

В следующий миг окружающее вымела из глаз ослепительная вспышка, а за ней пришла чернота.

Беспроглядная чернота с как бы налепленной на нее розовой надписью: «Error on drive A».

Студент Чинарёв, известный также как Чинарик или Чин-чин, стащил с лица эластичную вирт-маску и быстро огляделся, щурясь от показавшегося чересчур ярким света. Вокруг сверкала хромом и полированным пластиком рубка (единственный по-настоящему чистый отсек на блокшиве); совсем рядом корячился развесистым деревом каталогов монитор блокшивского чиф-компа, перед каковым компом Чинарёв, собственно, и изволил восседать в состоянии легкой постигровой прострации.

А сбоку, почти касаясь подлокотника пользовательского кресла, стоял отставной космоволк Виктор Борисович Изверг — с неприятной ухмылкой на бескровных губах и с пультиком дистанц-управления в руке.

Чинарёв пристроил маску возле комповского контактора и встал, пытаясь (кстати, не без успеха) изобразить на лице почтительное внимание.

— Н-н-да… — голос дряхлого космонавта прямо-таки сочился лицемерною скорбью (как, к примеру, гадючьи зубы ядом). — Я, значит, на целый час сверх оговоренного срока отложил важнейшую работу, пошел господам студиозам навстречу… А господин студиоз вместо спасения результатов двадцатидневной работы своей группы развлекается недозволенными играми… То есть не играми даже, а… Нечего сказать, похвально!

Чинарев еще раз покосился на дистанционник, который волк Виктор Борисович держал на манер древнего дуэльного пистолета. Покосился и спросил:

— Вы просто отключили меня от Сети или…

— Не «или», а «и». Вашу остроумную программку для лазания по секретным учебным файлам Лиги я при отключении стер. Прошу учесть на будущее: мне выше темечка хватает неприятностей, которые я нажил по СОБСТВЕННОЙ инициативе. Ну, а теперь… — Изверг сунул дистанционник в карман и нагнулся над стационарным контактором, — теперь, друг мой, проводим-ка в последний путь плоды напряженной работы всей вашей троицы…

Длинные, по-старчески узловатые пальцы исполнили на светящихся квадратиках сенсоров нечто вроде ирокезской пляски со скальпами. «Вы уверены, что хотите стереть информацию с сегмента F4?» — осведомился приятный бархатный голос, и Виктор Борисович елейно пропел в ответ:

— Уверен, ласточка ты моя электронная. Делай, как велено. И сыграй-ка нам что-нибудь подходящее к случаю. Скажем, «Реквием» Моцарта… или нет — лучше молчановский «Путь».

Тихонько пострекатывал, помаргивал индикаторами системный блок, на экране монитора билась в эпилептических корчах стремительно нарастающая цифирь — процентовка выполнения «операции къедренизации», а компьютерный саунд изводился скрипичным нытьем да трагически надтреснутым басом:

И хоть путь наш усыпан цветами,

Настом втоптанной в грязь красоты

Мы идем не к заждавшейся славе,

А бредем вслед за гробом мечты.

Несколько мгновений Чин-чин, щурясь, рассматривал лицо экс-великого космонавта — набор костистых углов, стянутых в единое целое густой паутиной морщин.

— Виктор Борисович, — голос нахального студента был исполнен безмерным почтением, — если не секрет, у вас в роду садисты были?

— Отнюдь. Я первый.

— Ага, значит, все-таки садизм… — задумчиво покивал Чинарев. — А то я никак не мог увязать некоторые факты. Ради освобождения тридцати гигов человек стирает программу на F4, хотя на Fl, F2 и F3 у него почти два терабайта девственной пустоты. Это не считая того, что как-то уж очень слабо мне верится, будто на этой галош… на этом блокшиве наличествует всего лишь один рабочий комп.

Изверов на секунду оторвал взгляд от цифровой агонии выпалываемой программы, скосил на Чин-чина стеклянно взблеснувший глаз:

— Непременной составляющей курсовой практики являются трудности, максимально приближенные к реальным условиям дальнего перелета. Так как старт-финишер с данной точки зрения не просто тихий, а наитишайший из омутов, мне приходится искусственно имитировать в нем признаки жизнедеятельности чертей, — он лицемерно вздохнул. — Приходится мне, недостойному, в единственной своей особи воплощать всю подлость пространства, сопространства, бортового оборудования (знаете принцип — чем совершенней, тем сволочнее?) и всех ваших будущих уродов-соэкипажников. Кажется, покуда я неплохо справляюсь, а?

Чин-чин позволил себе улыбочку, отчасти напоминающую удавью доброжелательность собеседника:

— Вынужден огорчить. Все наши материалы скопированы на «семечки», так что похороны мечты покамест не состоятся.