Тараканы

– Что сказал Мёллер? – повторил Харри.

Лиз вздохнула.

– Ну хорошо, я передала ему твою информацию, и он ее проверил.

– И что?

– Ты ведь знаешь, насколько маловероятно, что Брекке имел отношение к тому изнасилованию, верно?

– Да.

Она услышала, как Харри с шипением затянулся.

– Наверное, тебе надо забыть об этом деле, Харри.

– Почему?

– Бывшая любовница Брекке даже не поняла вопросов. Она бросила его, потому что решила, что он зануда, и только. И… – Она сделала вдох. – И кроме того, его не было в Осло, когда это случилось с твоей сестрой.

Лиз пыталась понять, как он воспринял ее слова.

– Мне жаль, – проговорила она.

И услышала, как упала сигарета и резиновый каблук раздавил ее на каменном полу.

– Хорошо, я просто хотел узнать, как у тебя дела, – сказал он. Ножка стула скрипнула по полу.

– Харри?

– Я здесь.

– Только об одном прошу тебя. Возвращайся, обещаешь? Не оставайся там.

Она услышала, как он вздохнул.

– Я вернусь, – сказал он бесцветным голосом, словно повторяя надоевший припев.

Глава 54

Он смотрел, как в одинокой полоске света, пробившейся вниз через щель в досках над ними, танцует пыль. Рубашка тесно обхватила тело, словно до смерти напуганная женщина, по губам струился пот, вонь поднималась от земляного пола и вызывала тошноту. Но потом он получил трубку, рука держала иглу, замазывала отверстие черной смолой, тихо держала трубку прямо над пламенем, и контуры снова стали смягчаться. После второй затяжки перед ним появились они: Ивар Лёкен, Джим Лав, Хильде Мольнес. После третьей пришли все остальные. Кроме одного человека. Харри втянул дым в легкие, задержав дыхание так долго, что чуть не лопнул, и тогда пришла она. Она стояла в дверях на веранде, освещенная солнцем. Два шага, и вот она уже парит в воздухе, легко вытянувшись в мягкую карандашную линию, тихо-тихо, словно целуя, разбивает водную гладь и уходит все глубже и глубже под воду, пока волны не смыкаются над ней. Остаются лишь легкие пузырьки на поверхности да вода ударяется о край бассейна. И снова тихо, в зеленоватой воде вновь отражается небо, словно никто в нее никогда не нырял. Он затянулся в последний раз, лег на бамбуковую циновку, закрыл глаза. И тогда до него донесся легкий всплеск от руки, рассекающей воду.