— А кого Рудя еще видел? — я водила бутылкой перед самым Рудиным носом.
— Рудя не помнит, — потупился дурачок. — Рудя закричал и вылез в окно. Потом долго сидел в лесу, в яме и боялся, что за ним придут.
— Кто придет?
— Они! — выдохнул Рудя. — Они зажгли церковь, они спалили женщину. Карета, большая карета приехала! Черная карета! Рудя знает, карета его искала! Женщина кричала… Женщина видела! — речь его становилась все более бессвязной, мужичок бледнел и просительно таращился на бутылку.
Я не стала больше испытывать его терпение и протянула ему ее. Рудя тут же уполз с ней в кусты.
Что ж, ситуация немного прояснилась. Какую-то женщину, скорее всего Жужу, сожгли в церкви. Еще у нас есть непонятные “они”, черная карета и женщина, которая что-то видела. Что же все-таки там случилось? Они подожгли церковь вместе с Жужей, потом приехала черная карета. Единственная карета, которая могла приехать в ту ночь, была каретой Павлы. Могла ли Павла быть той женщиной, которая “видела” что-то? Сомнительно, ведь я, то есть она, до сих пор жива. Но ведь как-то Павла оказалась в церкви, значит, что-то видела. “Они” могли и не узнать об этом.
Я затрясла головой. Чушь какая-то! Представляю, едет себе Павла в карете кромешной ночью, вдруг видит полыхающую церковь и говорит кучеру так небрежно: “Останови, милок, полюбопытствовать хочу! Вот в жизни пожаров не видела”. И потом, почему я, то есть Павла, не позвала на помощь, не заорала: “Горим?!” Нет, тут точно без шоколадного мороженого не разобраться. Кому вообще понадобилось сжигать Жужу в церкви?
Воображение мое опять заработало. Неподалеку завелись маньяки-пироманы! Жужа устроила ритуальное самосожжение! Графиня Маленберг выжила и творит свои черные дела в местной глубинке! Вот сколько всяких интересных вариантов выдал мой поднапрягшийся мозг. К сожалению, среди них не было ни одного более или менее реального. Вечно так. Мне бы сценарии писать для фильмов ужасов — цены б мне не было. На большее-то моя голова не тянет.
Я обнаружила, что уже несколько минут неподвижно стою напротив замкового окна, уставясь на него, как папуас на телевизор. А между тем в окне что-то активно шевелилось, привлекая мое внимание. Я присмотрелась. В окошке маячил очень веселый малыш Шандор, размахивая неизменным платочком.
Когда я сообразила, что это способ обратить на себя внимание, то наконец задвигалась и подгребла к окошку. Шандор тотчас же высунулся оттуда и радостно сообщил:
— Папенька изволили отъехать!
— С концами? — перепугалась я.
— Нет, один. — Шандор в задумчивости наморщил лобик. — Папа уехал по какому-то срочному делу в город. Вернется не скоро. Путь свободен!
Я облегченно вздохнула. После моего поведения на кладбище граф вряд ли все еще хочет видеть меня своей невесткой. Скорее всего, он вообще не хочет меня видеть, поэтому и уехал куда подальше, оставив родовой замок на волю Провидения и на милость разорителя. Ох я разойдусь!
Шандор настырно замахал платочком у меня перед носом:
— Милая Павла, а что насчет сеанса? Вы еще не передумали?
— Все путем! — заверила я пусю. — То есть, конечно, я с радостью присоединюсь к вам. Но как же ваш братец? Он вряд ли стерпит такое.
Шандор хихикнул:
— У него мигрень. Он заперся в спальне, опустил шторы и приложил к вискам платок, смоченный одеколоном. Это надолго, насколько я знаю моего братца. Ну-с, милая Павла, через час я жду вас в зеленой гостиной. Сеанс будет проводиться там.
— Великолепно! — немедленно отреагировала я. — Непременно изволю быть.
Шандор откланялся, насколько этому позволяли масштабы окна, и исчез. Наверняка помчался создавать надлежащую обстановку для сеанса. Свечи, черный бархат… Надеюсь только, что сам Шандор не решится изображать супермедиума с томностью во взгляде, рубином на лбу, браслетами на ногах и вдобавок эротично завернутого в индийское сари. Нет, я-то у нас в городе и не такое видела, особенно на своем выпускном вечере, когда одна девица, решив поразить общественность, пришла туда всего лишь в некотором подобии нижнего белья, а другая была так завернута в шелк и парчу, что едва ноги переставляла. Но боюсь, что Ула не вынесет мало чем прикрытой красы Шандора и опять попытается залезть куда-нибудь под диван.
Улу я отыскала в малой гостиной. Он грустно сидел под рогатой башкой, перелистывая какой-то роман. Я с грохотом опустилась на диванчик напротив и спокойно поинтересовалась:
— Скучаем?
Ула осторожно ответил:
— Только не в твоем присутствии.
— Что это граф так стремительно отъехал? — спросила я. — Ты же должен был развлекать его изо всех сил. Небось опять наврал, что твой папа незаконнорожденный сын двадцать восьмой фаворитки французского короля.
— Вовсе нет, — обиделся Ула. — Я только тонко намекнул на свою принадлежность к одной королевской династии…
Я потешно воздела к потолку руки, затем шлепнула ими себя по щекам, в общем, изобразила все стадии комического ужаса: