Таран и Недобитый Скальд

— О, какое счастье! — игриво пропела я. — Наконец-то мы приехали в приличный дом, где живут люди, равные нам по кругу! Я вижу, вы благородный и великодушный человек! Умоляю вас помочь нам! — я жалобно вцепилась в руку графа и не менее просительно напирала грудью.

Граф наконец-то сориентировался, какое счастье ему подвалило, закрыл рот, убрал свои зенки с моей груди, вежливо попрыгал и произнес:

— Я окажу любую помощь столь прелестной даме. Позвольте представиться, граф Аксель Маленберг к вашим услугам! Что я могу для вас сделать?

Я изобразила безумную радость на лице, опять подперла его отвисающую челюсть своей грудью и томно прошептала:

— О граф, я — баронесса Магдалена Валленхельм. — Из кареты послышались жуткие стоны, похожие на вой. Видимо, на этот раз Джеральд взял за основу фильм “Оборотни-4. Для тех, кому не надоело”. Я испугалась, что он переиграет, и опять взяла инициативу на себя, то есть на грудь. — Там в карете находится мой бедный муж, барон Якоб Валленхельм. Он смертельно ранен и нуждается в докторе. Я умоляю приютить нас хотя бы на несколько часов.

При слове “муж” Маленберг слегка скуксился, но, услышав, что тот в недееспособном состоянии, воспрянул духом и с жаром заверил нас, что его поместье в нашем полном распоряжении. На крыльцо выплыла женщина в кружевах и парче, в которой я признала саму графиню. При ее появлении пыл графа слегка угас, но он бодренько постарался не обращать на жену внимания.

Если при виде Греты я лишь задрожала, то, завидя графиню, смогла весьма натурально обмякнуть кучей кружева и материи на руках у графа к его великому удовольствию. Он со всеми предосторожностями занес меня как ценный фарфор в гостиную и разложил на диванчике. Судя по доносившемуся шипению графини, я сообразила, что она предпочла бы, чтоб меня отсюда вынесли, и лучше вперед ногами. Но граф цыкнул на ретивую жену и подсел ко мне, галантно сунув под нос нюхательные соли. От такой гадости я чуть не подпрыгнула, но сдержалась, поклявшись больше никогда не падать в обморок.

— О, простите меня, граф, — нежно пролепетала я. — Мне столько пришлось пережить!

Граф, судя по всему, уже с трудом вникал в смысл моих слов и только блаженно улыбался. Моя грудь, страшное оружие индивидуального пользования, но массового поражения, била наповал. Зато жена графа, стоявшая позади своего резвого муженька, готова была медленно расплавить меня взглядом. Личико ее скручивалось и корежилось в праведном негодовании. По красоте графиню могла переплюнуть, пожалуй, лишь чернявая красноглазая кикимора, изредка появляющаяся за спинами всяких нехороших людей.

— Что же с вами случилось? — выдавила графиня.

Я резво сплела уже отточенную до мелочей историю про разбойников. (Это просто какая-то средневековая палочка-выручалочка!).

— Мой муж, он… дрался как лев! — всхлипнула я, закатывая глаза. — Но, видите, серьезно пострадал. О, умоляю вас приютить нас хотя бы на пару дней, пока Якобу не станет лучше!

Графиня оживилась, услышав, что мы хотим пробыть здесь всего два дня, но, как я и ожидала, граф серьезно обеспокоился состоянием моего мужа:

— На пару дней?! — вскричал он, не убирая глаз с моей груди. — О, баронесса, но ваш муж очень плох, его нельзя никуда перевозить в таком состоянии. Нет, нет, я не отпущу вас раньше, чем через месяц! Ваш муж должен окончательно поправиться! Вы должны остаться, баронесса. Прошу вас, располагайте этим домом и мной, как вам вздумается.

С этими словами граф галантно обслюнявил мою руку, а графиня чуть не опустила на череп мужа пузырек с нюхательными солями. Я немножко повыпендривалась для виду, но затем, скромно потупив глаза, согласилась принять предложение графа. Графиня мысленно уже расчленила меня, подвесила за ноги над муравьиной кучей, постригла наголо и замуровала заживо в сельском монастыре ордена монашек-самоистязательниц. Я решила не сеять раздор в дружной семье и пошла проведать “умирающего мужа”.

Избитый супруг выглядел неприлично здоровым. У него открылся заплывший глаз, и он им мне весело подмаргивал со своего предполагаемого смертного одра. Я услышала шелест, наверное, десятка юбок возле закрытой двери и взвыла, всей своей массой кидаясь на грудь Джеральду:

— О, Якоб, посмотри на меня, не покидай меня! — и шепотом: — Перестань моргать, как взволнованный паралитик! Ты умирать должен, а не рожи корчить! Ну-ка, быстро умер!

Поскольку я и мое платье придавили Джеральда как паровой каток деревенскую дорогу, тот почти натурально захрипел и обмяк.

— Якоб, очнись! — почти испуганно завопила я, освобождая от кружев нос и рот Джеральда. Тот глотнул воздуха, поперхнулся, но задышал и выразительной мимикой показал, что хочет мне что-то сообщить. Я нагнулась пониже и услышала булькающий шепот:

— Здесь что-то неладно. Все слуги перепуганы до смерти. Они подсунули серебро мне под подушку и крест под кровать, а на меня вылили не менее литра святой воды.

Я уже успела почувствовать, что белье на кровати Джеральда сыровато, но подумала, что причина более деликатного свойства.

— Ты не узнал, в чем дело? — спросила я.